– Ну, если буйный, яростный припадок можно считать проявлением радости… – вздыхаю я. – Правда, мне к его вспышкам не привыкать. Был, например, один неприятный эпизод, связанный с турниром по гольфу в честь Боба Хоупа… Хотя нет, он настолько болезненный, что мы стараемся лишний раз его не вспоминать. "Ладно, хватит трепаться, пойдем в отрыв!"
– Что, прости?
– Нет, это я прошу прощения, – отвечаю я. – Иногда не могу удержаться и принимаюсь сыпать цитатами из фильмов, которые смотрели не все.
– Значит, это была цитата?
– "Он умер в собственном саду при очень странных обстоятельствах. Власти решили, что в этом деле лучше не копаться".
Робин растерянно хмурится:
– Это из какого фильма? Вдруг я смотрела?
– Не бери в голову, – говорю я. – Ну, показывай свой знаменитый графический роман. Бьюсь в пароксизмах от нетерпения.
– Нет, так нечестно! Сначала скажи, что за фильм! – настаивает Робин.
– "Эта группа – ныне легендарный британский коллектив "Spinal Tap". Помню, меня уже тогда поразила их яркость, мощь… и пунктуальность!"
– А-а, догадалась! Ты цитируешь фильм "Это Spinal Tap"! – радуется Робин. – Слышала, но не смотрела. Я вообще смотрю мало фильмов. Зато мой бывший муж был совершенно сдвинутый киноман. Ни дня без фильма прожить не мог, да еще составлял списки просмотренного. В конце года они с друзьями собирались и сравнивали свои списки. Каждый пункт обсуждали. И так весь день.
– Хм, – задумчиво произношу я. – Вообще-то идея интересная.
– Обсуждения получались такие долгие, что к вечеру у него голос садился. Представляешь, только в кинотеатре фильмов по сто за год смотрел.
– Иди ты! Я и вполовину так часто в кино не хожу, а ведь моя работа – писать рецензии для заштатного журнальчика! "Впечатляющие цифры, Мабел!"
– Муж был на десять лет старше меня, – продолжает Робин. – Поженились, когда еще была студенткой. Самый мой импульсивный поступок. И самый глупый.
– Используя мои филигранно отточенные дедуктивные и индуктивные способности, рискну предположить, что брак ваш, миледи, не был счастливым.
– Ну, не то чтобы совсем, – уклончиво отвечает Робин. – С ним было весело. Мой бывший муж вообще-то парень хороший. Но о том, что он алкоголик, узнала только после свадьбы.
– Не вини себя, – говорю я. – Вы же не на встрече анонимных алкоголиков познакомились. А жаль – знала бы, во что ввязываешься.
Робин отвечает натянутой улыбкой.
– Вообще-то у него и других проблем было навалом. Оказалось, у него есть три кредитки, о которых я даже не знала. И по всем долги. Выяснилось все, только когда у нас изъяли за неплатежи автомобиль. Поехала на нем в университет, а когда вышла – смотрю, машины нет. Естественно, позвонила в полицию. Думала, угнали. А когда объяснили, в чем дело, чуть сквозь землю со стыда не провалилась.
– Сочувствую.
– Потом дела пошли еще хуже. После ареста его уволили с работы.
– Его что, еще и арестовывали?
– Ну да. Продавал травку и другие легкие наркотики, чтобы подзаработать, – отвечает Робин. – Мы тогда жили в таунхаусе в Ньюмаркете. Полицейские нагрянули с обыском и весь дом вверх дном перевернули. Я тогда только что устроилась в "Пиксар". Копы забрали оба компьютера – и его, и мой. Пыталась объяснить, что компьютер вместе со специальным графическим оборудованием мне выдали на студии, чтобы могла работать дома, но толку никакого. Между прочим, эти штуки стоят пятьдесят тысяч долларов. Попробуй объяснить все это работодателю, когда устроилась всего неделю назад.
– Да, подобные ситуации у многих вызывают затруднение, – тоном заправского психолога отвечаю я.
– Но я сдаваться не собиралась. Решила, что буду бороться за наше счастье. Сбежать – проще всего. Моя мама именно так и поступила. Два раза. Очень трудно было ее за это простить, хотя понимаю, что и папа мой, и отчим совсем не подарки. С тех пор вся моя жизнь вертелась вокруг Тима. Пристраивала в хорошую клинику. Нанимала адвоката. Встречалась с представителями банка и кредитных компаний. Умоляла, договаривалась, искала компромиссы, лишь бы у нас не отобрали дом и не объявили банкротами. В общем, как вспомню, так вздрогну.
– Да, я себе как-то по-другому представлял семейную жизнь.
– Еще у Тима был сын от первого брака, – продолжает Робин. – Коди. Сейчас ему лет четырнадцать. Раньше часто у нас оставался, но после ареста Тиму запретили видеться с сыном. Вообще-то мальчик хороший, но за ним нужен был глаз да глаз. Любил все поджигать.
– Надеюсь, не взглядом, как в фильмах ужасов? Спички хотя бы спрятать можно…
Робин смеется:
– Извини. Зачем я тебе все это рассказываю? Заманила, обещала комиксы показать, а сама жалуюсь на тяжелую судьбу.
– Заманила? – радуюсь я. – Круто! Раньше меня никто никуда не заманивал. Даже не знаю, как себя вести в таких ситуациях, поэтому извини, если что не так.
– Нет, это ты извини, – понурилась Робин. – Да, сразу видно, что я мало общаюсь. Даже рекламным звонкам радоваться начала. Ура, ура, мне позвонили! Слышал бы ты эти разговоры. Стыд и позор. Начинаю спрашивать у сотрудников, как дела. Некоторые отвечают. Но большинство думает, что прикалываюсь, и вешают трубку.
– Ничего страшного, – отвечаю я. – Я тоже в общении не спец. И вообще, твои рассказы про тяжелую судьбу гораздо занятней моих. У меня вся история умещается в одно предложение: девушка сбежала с режиссером в Лос-Анджелес.
– С режиссером?
– Вот именно. А самое неприятное, что этот козел нас и познакомил. Когда сорвались съемки экранизации моего романа, уехал в Голливуд, а ее прихватил с собой. Их там ждет пилот…
– Пилот? – озадаченно переспрашивает Робин. – А-а, поняла! Пилотный выпуск сериала!
– Ну да. Не подумай, что у них любовь втроем с летчиком. Хотя от этих всего можно ожидать… Ладно, хватит обо мне. Что сейчас поделывает твой бывший муж?
– Кажется, немного выправился, – отвечает Робин. – Хочет снова сойтись, но пусть не надеется.
– А-а, – отвечаю я. – А твой бывший муж, случайно, не свирепый ревнивец? В фильмах такое часто показывают.
Невольно отхожу на пару шагов от окна.
– Не волнуйся, – отмахивается Робин. – Вообще-то мы с ним нормально общаемся. Время от времени видимся, оказываю ему моральную поддержку… Тим, конечно, постоянно меня забрасывает "тонкими" намеками, но я думаю, лучше нам жить отдельно.
– Думаю, твой новый поклонник, Майк из службы по прочистке воздуховодов, тоже так считает.
– Ах, этот! – с улыбкой подхватывает Робин. – До чего надоел! Прямо не знаю, как от него отделаться! Сто раз объясняла, что живу в квартире, но нет! Все равно предлагает: давай приеду, вентиляционные трубы твои прочищу…
– Вот нахал. Как не стыдно предлагать такое леди?
– Насчет твоей трагической истории… Значит, других девушек у тебя не было? Одна сбежала, и с личной жизнью решил завязать?
Отпиваю глоточек вина. Так увлекся разговором, что совсем про него забыл.
– Не совсем. Рассудил, что это полезный опыт. Даже ввел похожую сюжетную линию в одну из своих книг. Говорят, надо писать про то, о чем знаешь. Но редактору роман почему-то все равно не понравился.
– Ну да, по твоему тону догадалась, что ты от издательства "Дамокл" не в восторге.
– Верно, – не стал отпираться я. – Недавно сдал третью книгу. Вернее, четвертую, но учитывая, что третью печатать отказались… У меня с ними контракт на три книги. Если новую тоже забракуют или потребуют все переписать, просто верну аванс и уйду на все четыре стороны. Больше с ними связываться не стану. Одного раза хватило, благодарю покорно.
– А что потом будешь делать?
– Не знаю. Стану свободным художником… то есть писателем. Кажется, сейчас это модно.
– Ух ты. Значит, хочешь полной свободы? Новая страна. Новые люди. Новая жизнь.
– Да, пожалуй.
– А я бы, наверное, побоялась вот так все бросить. Хотя это отличное приключение. – Робин поднимает бокал: – За чистый лист!
Мы чокаемся.
– Ужин скоро будет готов, – прибавляет Робин. – Когда предпочитаешь смотреть мои комиксы – сейчас или после еды?
– Нет, такого долгого ожидания мне не вынести. Оно станет для меня невыносимой пыткой. Кстати, странно, что "невыносимый" сказать можно, а "выносимый" нет. То же самое со словом "невзрачный". Почему про что-то красивое нельзя сказать, что оно "взрачное"? Вот вопросы, которые меня очень занимают.
– Ладно, – кивает Робин, ставя бокал на столик. – Пожалуйста, давай оставим вино здесь. Никогда не вхожу с напитками в кабинет. Все время боюсь, как бы на что-нибудь не пролить.
Оставив бокал на столике – шахматной доске, следую за Робин в комнату, где она установила мольберт, световой стол и компрессор. Робин жестом приглашает меня сесть на вращающееся черное кожаное кресло со специальной изогнутой спинкой, поддерживающей поясницу.
– Вот первые пятьдесят страниц, – объявляет Робин, показывая стопку листов размером с небольшую газету. – Комикс называется "Ева", но это пока что только рабочее название. По сюжету, случилась какая-то катастрофа, из-за которой все женщины куда-то подевались, осталась только одна главная героиня, которая старается уцелеть среди мужчин и мутантов. Зовут ее – ни за что не угадаешь! – Ева. У героини есть способности к телекинезу, но как и почему они у нее появились, Ева не помнит. Она вообще не помнит ничего, что случилось больше трех месяцев назад.
– Как в детективном фильме "Помни"? – спрашиваю я. – Или в смысле…
– Нет-нет, – прерывает Робин, – не подумай, будто Ева сразу забывает все, что случилось больше девяноста дней назад. Речь о конкретных трех месяцах. Начинается история с того, что Ева просыпается в разбомбленной лаборатории. Героиня понятия не имеет, кто она такая, где она и что вообще произошло. Единственное, что она о себе знает, – на запястье у девушки металлическая бирка с именем "Ева" и идентификационным номером.
– Звучит интригующе, – произношу я, перелистывая страницы.
Рисунки черно-белые, с легкими признаками импрессионистского стиля и обильным использованием игры света и тени. Сразу бросается в глаза, что героиня очень похожа на художницу, – короткие светлые волосы, стройная, гибкая фигура. Еще одна художественная особенность, которую не могу не отметить, – почти все первые двадцать страниц Ева обнажена.
– Очень красиво, – говорю я, жалея, что нельзя было захватить с собой вино. – Ты… такая талантливая…
– Спасибо! – заливается смущенным румянцем Робин. А я и вовсе сижу багровый, как свекла. – Пять лет над этим комиксом трудилась. Правда, не подряд, а параллельно с другими проектами. Но это моя первая крупная работа, и для меня она очень важна.
Сюжет оживляется где-то на десятой странице, когда Ева встречает группу причудливых существ – частично мужчины, частично машины, частично животные. Возглавляет компанию тип с квадратной челюстью и торчащим посреди лба рогом, похожим на носорожий. А на месте сосков болтается нечто, весьма напоминающее два полных комплекта мужских гениталий.
– Ничего не скажешь, красавцы-мужчины, – комментирую я.
– Это перепихонцы, – поясняет Робин. – Потом они становятся кем-то вроде личной армии Евы, но начинается знакомство при не слишком приятных обстоятельствах.
Что верно, то верно. Трудно не заметить, что героиня сразу вызывает у главаря бурный и вполне определенный интерес, однако, когда Ева взглядом воспламеняет неуместно выступающие части его тела, энтузиазма у парня резко убавляется.
– Я же предупреждала: комиксы немножко откровенные, – произносит Робин, наблюдая за моей реакцией и едва сдерживая улыбку.
– Да, – киваю я. – А кто такие эти перепихонцы?
– Специально выведенная раса особо мощных мужчин-мутантов, задача которых – разыскать и оплодотворить всех женщин, чтобы обеспечить продолжение рода.
Фыркаю.
– И для этого надо было выводить мутантов? Зачем такие сложности? Наш киноклуб с радостью согласился бы предложить свои услуги в этом качестве. Как, впрочем, и любая другая группа мужчин.
Робин хихикает:
– Знаю. Вообще-то, как ты, наверное, уже заметил, мои комиксы – не столько фантастика, сколько общественная сатира. А намек с перепихонцами и вовсе шит белыми нитками. Но рисовать их весело. Вот эти штуки у них на груди подсказывают, есть ли поблизости женщина, – сразу увеличиваются в размере.
Да, меткая у Робин сатира. Все про нашего брата знает.
– Много еще осталось? – спрашиваю я.
– Первую книгу закончила. Правда, только в черновом варианте. Набело перерисовать успела только половину, – отвечает Робин. – Но уже начала работу над второй книгой.
– И есть издательство, которое заинтересовалось твоей работой?
– Да! – улыбается Робин. – На этой неделе у меня была встреча с представителями издательства "Хатоки". Кажется, мои комиксы им понравились. Через две недели встречаемся снова. Но еще ничего не решено, поэтому стараюсь заранее не радоваться – так же, как и ты.
Указываю на пустые пузырьки рядом с основным текстом диалогов:
– Ты их нарочно оставила, чтобы потом можно было перевести реплики на другие языки?
– Да, – кивает Робин. – Для этого есть специальное программное обеспечение. Так легче выпускать иностранные издания. Можно подставить текст на любом нужном языке, а лишние пузырьки убрать. Это ведь просто макеты.
– Уверен, твои комиксы напечатают, – говорю я. – А если нет, натравим на них шайку перепихонцев.
Робин смеется.
– Рада, что тебе понравилось. А теперь в награду за тяжкий труд тебя полагается как следует накормить. Проголодался?
Думал, что да, но из-за полуэротических комиксов Робин голову мою теперь занимают совсем другие мысли, не имеющие к еде никакого отношения.
Глава 8
– Вы знали, что "стюардесса" – самое длинное слово на английском языке, которое можно напечатать на клавиатуре компьютера, используя только левую руку? – спрашивает Тео.
– Ох, сколько всего стюардессы могут сделать, используя только левую руку! – мечтательно произносит Костас. – Поверьте опыту Костаса.
Эти слова – первое, что я слышу, когда вхожу в редакцию "Крика Вильгельма". Трансляция церемонии вручения Оскара уже началась. Нарочно пропустил дефиле по красной дорожке. Модой не увлекаюсь, а смотреть, выдержат ли труды пластических хирургов общей стоимостью десятки миллионов долларов жаркий свет софитов и необходимость три часа подряд удерживать на лице фальшивую улыбку, – занятие не особо интересное. Кстати, забавно было бы пробраться в машину к Карлу Лагерфельду, стащить у него пиджак, а потом явиться в нем на церемонию и, когда спросят, от какого модельера эта вещь, честно и совершенно спокойно ответить: "От Лагерфельда".
– Где тебя носило? – высовывает голову в коридор РТ. – Мы рекорд побили!
– Какой еще рекорд? – удивляюсь я.
– Не поверишь, сколько у нас фолловеров! А ретвитов! – радуется РТ. – Шевонн сегодня просто в ударе! Представляешь, что придумала? Ведет репортаж с церемонии от лица красной дорожки. Жалуется, что знаменитости ее уже всю истоптали, и рассказывает, что в этом году Энн Хэтэуэй опять не надела под платье нижнего белья. Мы звезды Интернета!
– Как интересно, – произношу я.
Вот уж не ожидал, что РТ, всегда презиравший подобные штучки, будет так восторгаться по этому поводу. Хочется спросить, кто этот человек и куда он дел моего друга.
– Ну давай, рассказывай. – РТ подходит и подталкивает меня локтем в бок. – Как вчера прошло свидание?
– Да говорил же, – отмахиваюсь я. – Это было не свидание. Робин просто показывала мне свои работы.
– Ну и как у нее… работы? – спрашивает РТ, с хитрым видом поигрывая бровями.
Вспоминаю рисунки с Евой и не в первый раз принимаюсь гадать, похожа она на Робин только лицом или некоторыми особенностями фигуры тоже.
– Робин – замечательная художница.
РТ ухмыляется от уха до уха:
– Ладно, как хочешь. Кстати, она уже пришла.
Робин говорила, что придет, поэтому удивляться вроде бы нечему, но я был уверен, что приглашение РТ она приняла только для вида, из вежливости.
– Д-да?..
– С каким-то парнем по имени Тим.
С Тимом? С каким Тимом? Ах да, так зовут ее бывшего мужа.
– Вот оно что… Значит, Робин взяла его с собой?
РТ понижает голос:
– Пока не понял, в отношениях они или нет. Пришли примерно полчаса назад, в отличие от… некоторых, которые забыли, что опаздывать уже не модно.
Входим в редакцию, где сегодня вечером устроен импровизированный кинозал. Раскладные походные стулья, которые гости приносят сами, расставлены перед экраном неровными рядами. РТ взял напрокат мультимедийный проектор. Демонстрируется церемония на простыне, натянутой поверх окна. В нижнем правом углу "экрана" виднеются два больших, чуть полинявших пятна, напоминающие плохо отстиранные следы крови. Это результат маленького инцидента, произошедшего на прошлогодней церемонии. Подвыпивший Костас был так рад видеть ягодицы Скарлетт Йоханссон, что сразу устремился их поприветствовать, забыв, что держит в обеих руках по бокалу вина. Сколько бы раз РТ ни пытался вывести пятна (а зная моего друга, пытался он это сделать один раз, и то кое-как), избавиться от них так и не удалось. Зато их вид хоть немного пробуждает совесть Костаса.
Шевонн сидит на своем обычном месте, за рабочим столом, и, сосредоточенно нахмурившись, печатает. Должно быть, ведет тот самый прямой репортаж. Костас, занявший мое кресло, о чем-то оживленно рассказывает Тео, при этом так энергично размахивая зажатой в руке бутылкой шампанского "Кристалл", что рискует вот-вот оглушить собеседника. Дэвид расположился в стороне ото всех и с унылым видом потягивает пиво. Странно, на него это не похоже. Кэти, моя сестра и его супруга, обещала прийти, но ее нигде не видно. Конечно, для шеф-повара популярного ресторана свободный вечер – удовольствие из разряда редких, но за последние шесть лет Кэти не пропустила ни одной церемонии вручения Оскара. С чего вдруг сестра нарушает традицию?
Ленни беседует с незнакомым мужчиной, которого, судя по тому, что по другую сторону от него сидит Робин, зовут Тим. Второй сосед, Вернер, подался к ней всем корпусом и отчаянно клеит новую знакомую. То обстоятельство, что Робин пришла не одна, нашего друга нисколько не смущает. Перепихонцы из ее комиксов этому парню в подметки не годятся. Если для того, чтобы остановить этих ребят, достаточно поджечь их гениталии, то Вернера такая пылкость только раззадорит. Сколько раз видел, как на бейсбольных или баскетбольных матчах наш приятель успевал подкатить ко всем женам и девушкам игроков, пока вся скамейка запасных сверлила его злобными взглядами. На кинопоказах Вернер теперь бывает редко из-за ставшего более напряженным графика перелетов, но на Оскар всегда старается прийти.