Впереди сидят более юные члены киноклуба. Джонатан Музонве вступил в наши ряды пять лет назад. У Джонатана собственная компания, занимающаяся IT-консалтингом. Среди его клиентов много крупных фирм, которые все время предлагают Джонатану место у себя в штате, но он всякий раз отказывается. Хочет работать на себя. Так у него больше свободного времени для подготовки к соревнованиям по триатлону. Как-то раз Джонатан даже заказал в Интернете какой-то экспериментальный препарат – кажется, мышечный стимулятор. После приема чудодейственного средства Джонатан угодил в больницу – откусил себе кончик языка. Наученные горьким опытом, мы давно уже стараемся не спрашивать у Джонатана, как дела на работе. За этим обычно следует не менее двух часов баек про тупых пользователей. Чаще всего главным героем выступает клиент по имени Богдан. Судя по акценту, с которым Джонатан его передразнивает, этот Богдан – выходец из Восточной Европы и в компьютерах разбирается не лучше, чем Брэм Стокер, скончавшийся в девятьсот двенадцатом году.
Рядом с Джонатаном сидит Гейб Дзуринка, как обычно одетый в широкую спортивную кофту с логотипом хоккейного клуба "Торонто Мейпл Лифс". Гейб до сих пор живет со своей строгой мамой, поэтому самоутвердиться как мужчина может, только болея за спортивные команды. Зимой – за "Лифс", летом – за "Джейс", осенью – за футбольный клуб Торонто и "Рэпторс". Вес Гейба составляет около ста пятидесяти килограммов, поэтому Джонатан постоянно на него наседает, требуя, чтобы тот хотя бы иногда делал упражнения.
– Не понимаю, – как-то поделился со мной Джонатан, – как человек, который любит спорт, может до такой степени растолстеть?
– Все очень просто, – отвечаю я. – Гейб любит спорт платонически, на безопасном расстоянии.
В киноклуб Гейб вступил после того, как врач посоветовал ему чаще выходить из дому и больше двигаться. Овощи Гейб не ест принципиально. Работает фоторедактором в женском журнале. Именно в его обязанности входит убирать прыщи, волоски в неположенных местах и прочие несовершенства с лиц и тел многочисленных прелестниц, украшающих собой страницы печатного издания. Гейб любит шутить, что у него было больше красивых женщин, чем у Уоррена Битти. За годы работы у Гейба скопилась огромная коллекция фотографий моделей и звезд в первоначальном, неисправленном виде. Говорит: если когда-нибудь решит продать весь комплект, сразу заработает целое состояние и сможет не работать всю жизнь. В киноклуб Гейба позвал Костас, с которым они познакомились в стриптиз-клубе.
За происходящим на экране никто, кроме Шевонн, не следит. В первый раз вижу ее такой напряженной и сосредоточенной. Даже наушники надела, чтобы никто не мешал. РТ подлетает к ней, держа в руках поднос с пивными кружками (!), потом чмокает в щеку (?) и направляется ко мне.
– Что это было? – вполголоса спрашиваю я и беру с подноса кружку.
– Совсем не то, что ты думаешь, – шепчет в ответ РТ.
– Даже не знаю, хорошо это или плохо.
– Привет! – окликает меня Робин и машет рукой, подзывая к себе. – Знакомься – Тим.
Послушно приближаюсь к ним и пожимаю ее бывшему мужу руку. Кажется, при этом бормочу себе под нос что-то о том, как я рад встрече.
– Тим обожает кино! – говорит Робин. – Когда рассказала про ваш киноклуб, пришел в полный восторг!
– Костас уже объяснил, что у нас очень строгий отбор, – произносит Костас, отпивая глоток шампанского прямо из горлышка бутылки.
Замечаю, что под стулом у него стоят еще две штуки. Правда, пустые или полные, не видно.
– Мой друг совершенно прав, – киваю я. – Те, кому нравятся четыре серии про древних римлян в сериале "Доктор Кто", не допускаются.
– Терпеть их не могу, – отвечает Тим.
– Насколько сильно? – спрашивает Ленни.
– Прямо передергивает.
Мы с Ленни и Костасом вопросительно переглядываемся.
– Ответ верный, – киваю я. – Ты принят.
– Серьезно? – оживляется Тим.
– Ну конечно, – говорю я. – Только отныне ты будешь известен как Брайан. Позывной – тоже Брайан. График встреч вышлем дополнительно. В октябре предвидится "окно". Если согласен, можешь устроить свой первый кинопоказ. Вообще-то по расписанию фильм должен был демонстрировать Гейб, но ему выписали направление на диализ почек.
– Что ты мелешь? – возмущается Гейб. – Какой еще диализ? Сто раз повторял: на октябрь у меня назначена операция по уменьшению пениса!
– Да, удивительно, каких успехов за последние годы добилась микрохирургия, – восхищается Ленни и тянется за пивом. – Понимаешь, Тим, Гейб у нас крупных женщин не любит, предпочитает миниатюрных. Комарихи уже надоели, хочет попробовать с амебами.
РТ протягивает Гейбу поднос с дольками фруктов и овощей:
– Давай, приятель, ты сможешь! Попробуешь хоть одну – дам пятьдесят баксов.
– Я с ним поспорил на сотню, что Гейб ко всему, что лежит на этом подносе, не притронется, – шепотом объясняет странное поведение РТ Джонатан.
– Ни за что, – категорично заявляет Гейб и отправляет в рот пригоршню начос с мясным фаршем. – Сам ешь свою отраву.
– А когда стриптизерша выжала на грудь фруктовые взбитые сливки и предложила тебе слизать, отказываться не стал, – напоминает Костас.
Джонатан качает головой:
– Если на упаковке изображены фрукты, это еще не значит, что внутри они действительно есть.
– Прошу прощения за моих друзей, – обращаюсь я к Робин. – Эти пещерные люди не в курсе, что женщины уже получили избирательные права.
– Кто бы говорил! – фыркает Ленни. – Когда ты в последний раз ходил на свидание с девушкой, Элеонора Рузвельт считалась горячей штучкой!
– О чем не знаешь, молчи, – отмахивается Робин. – Только на днях у нас с ним было просто замечательное свидание.
Робин улыбается и подмигивает. Спрашивается, как это понимать? Наша встреча действительно была свиданием или Робин хочет восстановить мою репутацию в глазах приятелей? Пребываю еще в большей растерянности, чем в начале вечера.
– Есть вещи поважнее личной жизни. Например, работа! Или спортивные достижения, – объявляет Джонатан. – Когда готовлюсь к декатлону – никаких женщин!
– Судя по тому, в скольких соревнованиях ты участвуешь, – произносит Ленни, – ты самый неудовлетворенный мужчина во всей Канаде.
Проигнорировав этот выпад, Джонатан принимается рассказывать, что сегодня его срочно вызвали на работу, и, конечно, потчует всех присутствующих очередной историей про злосчастного Богдана. Воспользовавшись удобным случаем, поворачиваюсь к Тео и спрашиваю:
– Ну, как прошел кастинг на роль трупа?
– Кажется, нормально, – отвечает Тео. – Правда, попросили раздеться.
– Странно, – произношу я.
– Погоди, – подмигивает Костас. – Ты еще самого интересного не слышал.
– Потом позвали фотографа. Она меня сфотографировала с разных сторон, – продолжает Тео. – Заходила то справа, то слева, нагибалась… А блузка у нее была довольно откровенная, если понимаете, о чем я. Да и юбка тоже.
Увы, все мои попытки выкинуть из головы эту картину успехом не увенчались.
– В общем, несмотря на все усилия, – произносит Тео, смущенно ерзая на стуле, – убедительно притвориться мертвым не получилось. Некоторые мои части тела смотрелись даже слишком живо.
– Да, неудобно вышло, – сочувствую я.
– И вообще, какие-то подозрительные получились кинопробы, – продолжает Тео. – Поспрашивал других студентов с курсов актерского мастерства, и все в один голос говорят, что на таких кастингах ни разу не бывали.
– А роль-то получил? Или другому досталась? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь сохранить серьезное лицо.
– Оказалось, я немножко перепутал место и время, – признается Тео.
– В смысле? – уточняю я.
– Ну-у… – мнется Тео. – Выяснилось, что это был кастинг совсем на другую роль.
– На какую? – интересуюсь я.
– Если не возражаешь, сейчас предпочел бы воздержаться от обсуждения этой темы, – отвечает Тео, заметив, что Костас подался к нам всем корпусом и буквально сгорает от любопытства.
– Ладно, как скажешь, – соглашаюсь я. – А с Дориан как дела? Не помирились?
– Несколько раз говорили по телефону, – отвечает Тео, на этот раз в полный голос. – Дориан не понимает моей, как она выразилась, "неожиданно проснувшейся тяги к лицедейству".
– Знаешь, как говорят про актеров? Умирать на сцене просто, а смешить тяжело. – Робин озорно подмигивает, намекая, что слышала весь разговор. – В твоем случае я бы еще добавила: побороть эрекцию тяжело.
Все смеются. Тут в голову мне приходит идея. Гениальная в своей простоте и простая до смешного. Хотя не уверен, что из этого выйдет хоть что-то путное.
– Знаешь что, Робин? – произношу с самым непринужденным видом, на какой только способен. – Ты тоже можешь вступить в наш киноклуб. Ждем в любое время.
Сам понимаю, что переступил хоть и необозначенную, но все же черту. Прямого запрета нет, но по негласному правилу киноклуб считается исключительно мужской территорией. За все неполные десять лет существования в его ряды не вступила ни одна представительница прекрасного пола. Поэтому менять старые традиции – очень ответственный шаг, предпринимать который следует обдуманно и осмотрительно. В то же время понимаю, что правда на моей стороне – давно пора исправить эту возмутительную историческую несправедливость.
– Нет, спасибо, – отказывается Робин. – Это же ваши мужские посиделки, мне там делать нечего. Только помешаю и все испорчу. Наверное, болтаете про разные пацанские заморочки, про девчонок… А если приду я, сразу станет неудобно. Начнете обсуждать вышивание, чтобы я чувствовала себя комфортно, и никакого удовольствия от встречи не получите. Да и я тоже.
– Какие пацанские заморочки? Какие девчонки? Не смеши, – отмахивается Ленни. – У большинства наших ребят сексуальная жизнь не активнее, чем у альпиниста, примерзшего к вершине Эвереста. Если, конечно, не считать Костаса и Вернера.
– Спасибо, – вскидывает бокал Костас.
– Но я ведь ничего не знаю про кино, – продолжает отказываться Робин. – Буду весь вечер сидеть и отмалчиваться, как дурочка.
– Успокойся, никто тебя не заставляет. Но если все-таки надумаешь, приходи, – говорю я. Давить слишком сильно – тоже не дело. Именно из-за таких штучек особенно настойчивые продавцы распугивают всех покупателей в магазине. – А насчет киноэрудиции не стесняйся, ты нас быстро догонишь. Тео, когда вступал в клуб, думал, что "Пять легких пьес" – фильм про драматурга.
– Неправда! – обижается Тео. – Я знал, что главный герой – пианист!
Поднимаю голову и вижу, что из другого угла редакции мне энергично машет РТ. Извиняюсь, встаю и отправляюсь узнать, что ему надо. РТ стоит рядом со столом Шевонн.
– Нет, ты только посмотри! – тычет он пальцем в экран. – Меньше чем за час – триста тысяч новых фолловеров!
– Поразительно, – киваю я. Хочу спросить, что означал давешний поцелуй в щечку, но разговор этот правильнее будет завести в более приватной обстановке. Впрочем, в наушниках Шевонн нас все равно не слышит.
– Такого в истории киноклуба еще не бывало, – шепчет РТ. – Пригласить двух новых участников за один вечер! Сдается мне, эта леди сразила тебя в самое сердце.
– Просто подумал, что с ней в клубе будет интереснее.
– Кому другому расскажи, – фыркает РТ. – Да ладно, мне-то можешь признаться.
Между тем на экране Стив Карелл идет получать статуэтку за лучшую мужскую роль второго плана в фильме "Поливая маргаритки". В этом фильме он сыграл страдающего слабоумием садовника, который работает в Кэмп-Дэвиде, загородной резиденции президентов США. По сюжету садовник регулярно общается с президентом и дает советы, в дальнейшем определяющие американскую политическую линию. Президента играет Кейт Бланшетт – еще бы, при таком-то солидном опыте исполнения ролей представительниц власти. Одни из присутствующих хлопают, другие опускают голову и бормочут под нос страшные ругательства. Каждый год проводим конкурс. Угадавшему наибольшее число победителей достается игрушечный Оскар и бутылка любого вина, оставшегося недопитым после церемонии.
– Вот черт! – огорчается Ленни. – Проиграл.
– На кого ставил? – интересуется Джонатан.
– Думал, премию получит Райан Гослинг за роль в "Благородном развратнике".
– Извини, приятель, – вздыхает РТ. – Но у твоей исторической фигни против "Маргариток" никаких шансов. Актер, ранее выступавший исключительно в комедийном амплуа, играет роль серого кардинала с задержками в умственном развитии! Еще что-нибудь говорить надо?
– Смотрела "Благородного развратника"? – поворачивается Вернер к Робин. – Многие говорят, я очень похож на героя Райана Гослинга.
– Серьезно? – вскидывает брови Робин. – В заставке было видно одни ягодицы. Обычно для церемонии берут отрывки, которые дают наиболее полное представление о фильме, так что остальное, скорее всего, в том же духе. И как только людям хватает наглости говорить тебе прямо в лицо, что ты похож на задницу Райана Гослинга?
Но Вернер только улыбается. Его не так-то просто смутить.
– Так говорят только близкие знакомые. Не хочешь оказаться в их числе?
Единственный человек в редакции, даже краем глаза не следящий за церемонией, – Дэвид. Так и провел весь вечер, нахохлившись в углу. Подхожу к нему.
– Привет, Дэвид, – говорю я и присаживаюсь рядом. – А Кэти где?
Дэвид молча пожимает плечами и отпивает пива, одним махом осушив кружку до дна. Тут же достает из-под стула очередную бутылку. Судя по количеству пустой тары вокруг, эта уже шестая. Странно – обычно Дэвид пьет умеренно.
– Не смогла отпроситься с работы? – предполагаю я.
– Сам у нее спроси, – бормочет Дэвид. Глаза у него красные, слова в предложении разъезжаются, будто ноги у начинающего фигуриста. Все ясно – муж моей сестры пьян в стельку.
– Ты как сюда добрался? – спрашиваю я как бы между прочим. – Надеюсь, за руль не садился?
– В "Ноже и топоре" приняли мой сценарий, – с трудом выговаривает Дэвид. – Для триллера. Мне даже позволят самому режиссировать фильм.
Смутно припоминаю, что "Нож и топор" – название малобюджетной студии, которой Дэвид пытается продать свой новый сценарий. Но в последний раз он заводил о ней разговор так давно, что все решили: ничего из этой затеи не вышло.
– Отличная новость! – изображаю энтузиазм. – Празднуешь, значит?
– Нечего праздновать, – бубнит Дэвид.
– Как это – нечего? – удивляюсь я.
– Придется отказаться, – произносит Дэвид так отчетливо, что речь его становится почти внятной. – И все из-за твоей чертовой сестрицы!
С этими словами Дэвид с размаху грохает кружкой о стол. Вокруг разливается пенная лужа. Потом встает и с видом разъяренного быка устремляется к двери. Остальные молча обмениваются удивленными взглядами.
– Что это было? – спрашивает РТ после долгой паузы, в течение которой все собравшиеся вынуждены слушать речь Оуэна Уилсона о скромном и незаметном, но чрезвычайно важном искусстве звукового монтажа.
– Не знаю, – отвечаю я. – Но собираюсь выяснить в самое ближайшее время.
Глава 9
На следующий день захожу к сестре на работу. Как ни удивительно, однако суть проблемы Кэти удалось изложить в двух словах:
– Я беременна.
Садимся у входа. "Соррентино" – ресторанчик небольшой, и столиков в зале расставлено всего двадцать. В теплое время года открывают летнюю веранду, но сейчас желающих посидеть среди сугробов и отморозить пару мелких частей тела не находится. Ресторан начнет работать только через три часа, но Кэти давно уже на месте. Она всегда зорко следит за подготовкой, чтобы было все необходимое и прием гостей шел как по маслу. Кэти – самый трудолюбивый человек из всех, кого я знаю. После получения диплома два раза ездила на пару месяцев в Европу. Сначала поработала в Италии, потом во Франции – расширяла кулинарные горизонты. Благодаря ее стряпне в прессе регулярно публикуют хвалебные отзывы кухне "Соррентино". Новые блюда в меню Кэти добавляет каждый сезон и очень редко повторяется. Чтобы попасть сюда, столик нужно резервировать как минимум за месяц.
Полагаю, интерес к готовке проснулся у Кэти еще в раннем детстве. Уже тогда обожала смотреть, как мама готовит. Вообще-то матушка наша много лет работала кондитером в своем родном городе Арль на юге Франции, но потом они с папой перебрались на мерзлую и каменистую канадскую землю.
Кэти бегло говорит на французском, итальянском, испанском и чуть-чуть на немецком. Как-то раз готовила для кинозвезд во время кинофестиваля в Торонто, но саму ее гораздо больше впечатлила встреча со знаменитым испанским шеф-поваром Ферраном Адрия. "Он не звезда, он – созвездие!"
Я же кулинарными талантами пошел в папу-шотландца. К приготовлению пищи в Шотландии существует два подхода. Первый – глубоко прожарить, пока продукт не обуглится до неузнаваемости (касается всего, от пиццы до шоколадных батончиков). Второй – бросить в кипяток и варить, пока все содержимое кастрюли не станет одного цвета и вкуса. Думаю, излишне говорить, что единственная хозяйственная обязанность, которую мне доверяют во время подготовки к семейным обедам и ужинам, – накрыть на стол.
Обожаю мою сестренку. Хотя Кэти младше меня, она всегда была более зрелой, ответственной и практичной. Кстати, идею насчет смены обстановки мне подсказала именно она.
– Да, братец, видок у тебя совсем измочаленный, – говорила Кэти год назад, убирая со стола остатки рождественской трапезы. – Не мешало бы развеяться. И вообще, на Торонто свет клином не сошелся. Ничто тебя здесь не держит. Поезжай, мир посмотри.
– Да, – соглашаюсь я. – Но папа еще не оправился после сердечного приступа…
– Все с ним в порядке, – отмахивается Кэти. – С тех пор два года прошло. Врач говорит, все показатели в норме. И вообще, теперь папа регулярно ходит в спортзал. Он в молодости в такой хорошей форме не был! Так что нечего прикрываться родителями. Я бы на твоем месте махнула куда-нибудь, где ничто не напоминает об этой стерве.
– Может быть, мысль и неплохая…
– Может быть, не может быть… – отмахивается Кэти и качает головой. – Как был мямлей, так и остался. Хватит гадать. Не попробуешь – не узнаешь.
– А как же РТ?
– РТ, конечно, парень неплохой, – признает Кэти. – Да и дружите вы с детства. Только у него, по-моему, это самое детство так до сих пор и не закончилось. Парню давно пора взрослеть и заботиться о себе самостоятельно.
– Ты, конечно, права, но…
– Да, кстати! – восклицает Кэти. – Я тут подумала: гулять так гулять. Устроишься на новом месте, затащи в постель какую-нибудь местную цыпочку.
– Кэти!
– Между прочим, я серьезно. Давно заметила: без более или менее регулярного секса сразу превращаешься в зануду и нытика. Таскаешься с унылой рожей, хоть снимай в фильмах того норвежского режиссера, от которого ты так тащишься.
– Если ты про Бергмана, то он швед.
– Какая разница? Не в этом дело. Помни, парень, ты из Торонто, самого динамичного города в мире. Уж кому-кому, а тебе динамики прибавить точно не помешало бы.