Надев шерстяные носки, тихонько выбираюсь из комнаты, обуваюсь и выхожу на улицу. Спящая на крыльце рыжая кошка Пярзад-нене вскакивает на забор и провожает меня тревожным взглядом. Время самостоятельно прогуляться по ночному Хиля.
Когда мы проходили мимо дома Саттара, Пярзад-нене останавливалась, смотрела на пустые окна и произносила: «Аллах рехмет элесин».
* * *
– Правда, что с нами разговаривают ангелы?
– Каждый день, Игид.
– Как их услышать?
– Ангелы посылают навстречу людей, устами которых передают нам важное. Или книги. Среди тысячи строк душа откликается всего на одну, и в ней ответ.
– Хотя бы разок прикоснуться к ангелу…
– Ты это часто делаешь.
– Как?!
– Когда думаешь о ком-то с любовью, ты невидимо обнимаешь этого человека. И тебе становится хорошо. Знаешь, почему?
– Хм, не-е-ет.
– В каждом из нас живет ангел. Он просто затаился, но все видит и слышит.
– Значит, обнимая маму, я обнимаю ангела?
– Да, Игид.
Ветер разрушает иллюзии. Одна из них – что в окружающем мире можно чувствовать себя уютно. Ветер не со зла. Направляет нас в себя. «Очнитесь, все в вас. И уют, и страх, и счастье, и отчаянье. Хватит воздвигать замки, прятаться за заборами, обезболивать себя бумажками-деньгами. Живите так, чтобы все не зря. Чтобы каждый из вас не зря».
* * *
Наконец-то весна. Море стало изумрудным, облака разделились на забавные белоснежные подушечки. Пахнет лопающимися почками фруктовых деревьев и мытыми окнами.
* * *
В день моего рождения бушевал ветер. Он напоминал то хазри, обдувая лица прохожих легким морозом, то гилавар, разгоняя густые облака и согревая сонным солнцем черепичные крыши.
* * *
– Сегодня так устал, пока сюда шел. Ноги гудят, как дедушкин трансформатор. Это проделки хазри. А ты в пути не устаешь, Нияз?
– Бывает. Иногда думаю: все, конец, сил нет, смысла идти – тоже.
– И что тогда?
– Ложусь спать. Наутро силы возвращаются. Воды в колодце прибывает.
– Еще можно купить себе автомобиль, как у Керима-киши, и быстрее добраться до нужного места.
– Малыш, невозможно рисовать одним цветом на черном и белом, как и идти по двум дорогам одновременно. Черный путь соблазняет легкостью, но в нем просто завязнуть, утонуть. Белый – открытый, непростой, но бесценный.
– Чем он ценен?
– На белом листе бумаги ты можешь нарисовать свое счастье. На черном – нет. Его в темноте не видно.
– Нияз, вчера я выбрал черный цвет. Обманул бабушку, забыл накормить Пялянга, не открыл заданную на каникулы книгу, не почистил зубы перед сном и тайком съел кусок пирога, который мама отложила брату Чингизу. Я виноват.
– Прости себя, сделай выводы и постарайся сегодня быть лучше, чем вчера. Ты можешь стать лучше, но не пытайся стать другим, малыш. И твои ошибки, и твои удачи – это ты. Такого, как ты, больше нет.
– На всем Абшероне?
– На всей земле. Относись к себе бережно, не твори зла, не жди награды и позволяй себе промахи. Без них неинтересно.
* * *
В ветреный день я, перевязав шею шарфом (как бы не продуло!), на цыпочках, чтобы не услышали бабушки, выходил со двора, спускался к морю по улице Толстого. Местами асфальт, в остальном – сплошные ямы, которые слесарь-автоколлекционер Керим-киши, проезжая на своей раритетной «Волге», обругивал на чем свет стоит.
Его возмущение выплескивалось из открытых окон машины, заставляя проходящих мимо женщин охать. «Совсем голову потерял, старый шайтан! За языком не следит! Да пошлет ему Аллах благоразумия».
Жизнь – это непременно контрасты, и, не будь их, мы не ценили бы добро и радость. Мы все воспринимали бы как должное.
«Я видел, как сын, измученный химией, терял себя. Врачи не говорили о выздоровлении, но обещали продлить жизнь. Но жизнь ли это?! Мы с женой забрали сына и привезли домой. По утрам втроем гуляли у реки Киш, кормили птиц, любовались цветением липовых деревьев, рассматривали облака, когда по округе разливались звуки азана… Сын без лекарств и больниц прожил полтора года. Долгое время после потери мы с женой прожили в горах, вдали от людей, расспросов, соболезнований. А потом одним утром вернулись в город с единственным желанием – делиться любовью с окружающим миром. Помнишь строки Руми? “Не будь влюбленным. Будь любовью”».
Часто желание начать жизнь заново мы связываем с переездом в другую страну. Да, новое место помогает лучше слышать себя, но намного важнее, что ты услышишь, твое содержание. С него и надо начинать, а для этого необязательно, паковать чемоданы и переезжать в Тибет.
Я летел в этот город у южного предгорья без себя. Не слышал в себе ничего, кроме сомнений, агрессии, страхов. Боялся оставаться с собой наедине – мой внутренний потенциал сузился до размера не то что реки – мутного канала.
Помню переполненный аэропорт. До рейса два часа. Душно, шумно. Вдруг в зал ожидания ворвался черноголовый стриж, громко чирикая, сделал два круга над пассажирами и улетел дальше. Все на мгновение отключились от земных мыслей, наблюдая за вихрем птицы, свободной, открытой ветрам перемен и не опасающейся быть не такой, как все.
Очищаю абрикосы от косточек, желтый сок течет по рукам. В детстве, делая это в помощь бабушке, я называл полоски льющегося фруктового сока реками солнца. «Бабуль, смотри, солнце течет по рукам! Оказывается, оно абрикосовое на вкус!» Сона улыбалась, посыпая абрикосовое пюре молотой корицей. Из него мы готовили пастилу.
Пока у Эмилио дневной сон, Нури забегает ко мне на чай, рассказывает что-нибудь интересное. Например, о том, как жизнь с внуком открыла в нем новое.
Я разливаю чай в армуду и угощаю соседа абрикосовым вареньем, сваренным накануне. У Нури седая борода и крупные аккуратные руки. Он до сих пор пишет чернильным пером, готовит кашу из сушеных слив и говорит, что каждый из нас ищет свое отражение.
Багровый закат пробивается сквозь ветки гранатового дерева. Алые лепестки его соцветий осыпаются под вальсом ласкового гилавара.
То, что я тяжело переживал как несчастную любовь, на самом деле было болезненной привязанностью. Мы часто принимаем эгоизм за самое бескорыстное чувство на Земле и, вместо того чтобы начинать с себя, обвиняем ближнего.
* * *
В городе у южного предгорья часто используют слово «зенин». В переводе с местного наречия оно означает «уметь быть между небом и землей». В этих краях важность создания и сохранения внутреннего баланса считают главным аспектом счастья.
Садык угощает меня прохладным айраном, предлагает попробовать свежий базилик с козьим сыром.
«Какое же счастье найти свое место в жизни и не быть там, где ты вынужден быть другим». Недавно Садык вернулся из шумной столицы, где, казалось бы, есть и возможности, и достаток. «Но там нет хузура, сынок».
* * *
Вернувшись с рынка, нарезаю кольцами баклажаны, сладкий перец, репчатый лук, помидоры и молодой картофель, закладываю слоями в глубокую чугунную сковороду. Сверху немного воды, оливкового масла, пару щепоток соли, черного перца.