Сама идея погромыхивания с толстыми лесками на скорости с троллом звучит абсурдно. Я настаивал, что единственный вариант заарканить рыбу – это навестить ее с аквалангом и гарпуном по месту жительства.
И Эккерман, и я периодически брались за штурвал, но ненадолго. Капитан Стив был убежден, что мы вот-вот цепанем марлина или хотя бы крупную ахи, и очень хотел быть у руля, когда это произойдет. Он провел больше полудня на мостике, вылупившись на бесплодные глубокие сточные воды сквозь треснувшие рыболовные очки.
Эккерман, казалось, уже разделял мой агрессивный пессимизм по поводу вероятности улова, но не спускал с лесок хозяйственного глаза.
– Я – первый помощник капитана, – объяснял он. – У меня есть профессиональная гордость.
Я совсем запамятовал, что он был дикарем из племени лицензированных чартерных капитанов, единственно составлявшего реальную элиту на всем побережье Коны.
– В океане все равны, – сказал Эккерман. – Это серферская тема, но что-то в ней есть.
Я согласился. Ничего не было плохого в том, что хоть кто-то из нас сможет умеючи и в сохранности доставить лодку обратно в порт, если с Капитаном Стивом что-то приключится. Эккерман явно чувствовал себя здесь, как дома. Он знал, что там к чему, и мало что могло его озадачить. Я предложил ему присоединиться к нам, особо не думая, но только после того, как несколько раз услышал от Стива, что они "довольно близкие друзья".
Рыбы НЕ БЫЛО. Мы тралили, не переставая, но вся живность, что попалась нам на отрезке "Кайлуа – Южная Точка" – это стадо морских свиней и несколько птиц. Прогулочка выдалась длинная и жаркая, так что к полудню мы уже трепались, набухавшись пива.
Перед самым закатом мы, наконец, завернули к Южной Точке. Море злобствовало в направлении Коны – но это были цветочки в сравнении с тем, с чем мы столкнулись, приблизившись к пункту назначения.
Море так вздыбилось и озверело, что нам оставалось только отвалить челюсти. Слова были излишни. Мы искали приключений на пятую точку и напоролись на персональный ураган, спрятаться от которого было негде.
На закате я перешел на джин, а Эккерман открыл скляночку с белой пудрой, которую втянул носом с кончика крючка No10, после чего вручил пузырек мне.
– Поаккуратней, – предупредил он, – это не то, что ты думаешь.
Я уставился на склянку и принялся дотошно изучать содержимое, укрепясь ногой на палубе, как внезапно лодку наклонило и подбросило на очередном буруне.
– Это Китайский Белый, очень сильный сорт, – сказал он, сражаясь с рыболовным креслом, когда мы шмякнулись о волны.
Боже, подумалось мне. Да я тут с полноценными торчками. Лодку опять тряхануло, и я потерял равновесие на мокрой палубе с чашкой джина в одной руке и пузырьком героина в другой.
Я побросал и то, и другое, катясь мимо Эккермана и хватаясь за лестницу, чтобы не улететь за борт. Эккерман дернулся за склянкой со скоростью юной кобры и поймал ее налету, но она успела промокнуть, за что удостоилась его озлобленного взгляда и полетела в море.
– Какого хрена, – сказал он, – мне все равно никогда эта дрянь не нравилась.
Я подтащил себя к стулу и сел.
– Мне тем более, – заявил я. – Больно тяжелая для желудка пища.
Он мрачно понаблюдал за мной с минуту, и я подобрал обе ноги, не зная, чего ждать. Плохи твои дела, если похерил чужой героин – особенно, если это случилось далеко в море да при надвигающемся шторме – а Эккермана я знал постольку поскольку. Поджарый детина с охрененной мускулатурой пловца, его скачок за склянкой конкретно впечатлил меня быстротой. Я ЗНАЛ, что он достанет меня гарпуном, прежде чем я достигну лестницы.
Я отверг позыв покликать Капитана Стива.
Вдруг они ОБА – торчки? Я гадал, все еще балансируя на краю белого стула: каких тараканов может нагнать Китайский Белый?
– Хороший кайф для океана, – сказал Эккерман, как будто я размышлял вслух. – Зачастую это единственный способ удержаться от убийства клиентов.
Я кивнул, предвкушая длинную ночь. Если первый помощник может между делом разнюхаться гердосом в предобеденный час, то на чем сидит сам капитан?
До меня дошло, что по-хорошему я не знаю никого из людей, с которыми теперь закупорен на одном судне, в двадцати милях от западного края Америки, солнце опускается, а вода вокруг чернеет.
Земли видно не было, она потерялась в опустошающем ночном тумане. Солнце скрылось, и лодка грохотала сквозь волны напрямик к Южной Точке, жуткой Земле По. Красные и зеленые ходовые огни на носу корабля едва различались с кормы, с каких-то девяти метров. Ночь вокруг нас сомкнулась подобно дыму, холодная и пропитанная дизельными выхлопами.
Стукнуло почти 7, когда исчез последний красный отблеск солнца, перепоручив нашу участь компасу. Двигались мы, по сути, вслепую. Сидя на корме, мы прислушиваясь к морю, двигателям и периодическому глухому похрустыванию голосов по коротковолновому радио на мостике, где, как моряк из сказок про пиратов, окопался Капитан Стив.
Земля По
Море и не собиралось успокаиваться, когда мы достигли пункта назначения – маленького пляжа у подножия сплошных скал. Капитан Стив, протащив нас полпути, сбавил скорость и слез по лестнице.
– Похоже, что-то собирается.
Эккерман не отрывал взгляд от пляжа, когда пошли огромные буруны. Капитан Стив сработал как сигнализация, вырубив двигатель и вернувшись к нам.
– Крепитесь, – сказал он, – мы застряли на всю ночь.
Он нервозно вперился в море на секунду, метнулся в кабину и принялся вытаскивать спасательные жилеты.
– Забудь, – сказал Эккерман, – теперь уж нас ничто не спасет. С тем же успехом можно сожрать мескалин.
Он принялся проклинать Капитана Стива.
– Это твоя вина, тупорылый ты сукин сын. К утру мы все – покойники.
Стив пожал плечами, а Эккерман уже жевал таблетку. Я съел свою и стал собирать хибати, японскую жаровню, купленную утром для приготовления свежей рыбы на ужин. Эккерман откинулся в кресле и откупорил бутылку джина.
Остаток ночи мы бесили друг друга, беспорядочно блуждая по лодке в полнейшем смятении, как крысы, плывущие в обувной коробке, и стараясь держаться подальше один от другого. Обычная гулянка на закате превратилась в лихорадочную трудовую дифференциацию, согласно которой каждый ревностно заботился о своем секторе.
Мне достался огонь, Эккерману – погода, а Капитану Стиву – отлов рыбы. Хибати угрожающе шаталась по кабине, изрыгая столбы пламени и грязного дыма всякий раз, как я прыскал в нее керосин. Важность поддержания огня стала первостепенной, несмотря на очевидный и откровенно суицидальный риск.
В баках под нами было без малого 380 литров дизельного топлива, и любая подложенная морская свинья могла разметать пылающий уголь по всей кабине и превратить лодку в полыхающий комок – выбросив троих дураков в открытое море, где нас незамедлительно подхватил бы прибой и насмерть долбанул о камни.
По фигу, подумал я. Огонь НУЖНО поддерживать. Он стал символом жизни, и я не мог позволить ему скопытиться. Все согласились. Мы давно распрощались с идеей приготовить что-либо на ужин – и, в сущности, выкинули большую часть еды за борт, как приманку – но все понимали: пока есть огонь, есть шанс выжить.
На закате я потерял даже намек на аппетит, а теперь меня еще и покрывали слои холодного мескалинового пота. Время от времени по спине пробегала дрожь, из-за которой вибрировало все тело.
В такие моменты моя речь неожиданно ослабевала, а голос выводил трели в те несколько секунд, когда я пытался успокоиться.