Рори споткнулся, упал ничком, вскочил на ноги и побежал дальше, на ходу поправляя очки. Трэвис с интересом разглядывал его, как будто помнил, что где-то уже видел этого мальчика, но не мог сообразить, где именно.
– Успокойся, Рори, – сказал я.
– Гад! – выкрикнул сын. – Какой же ты гад!
– Эй, выбирай выражения! Что, по-твоему, здесь происходит?
Он указал на гиббона, который успел сделать несколько скачков в сторону и теперь цеплялся за мясистую листву ананаса.
– Ты его убьешь!
Тут я тоже разозлился.
– Ты думаешь, я на такое способен? Думаешь, я принес его сюда, чтобы убить? Я освободить его хочу, Рори! Отпустить в лес!
Он покачал головой и тяжело сглотнул. Чатри наблюдал за нами с интересом и легким беспокойством.
– Папа, ты не понимаешь, – заговорил Рори. – Если ты просто возьмешь и отпустишь его, он погибнет.
Я уставился на сына. На мгновение повисла тишина, и слышалось только далекое жужжание мотоциклов на дороге да шелест ветра в густой листве.
– Не понимаю… – произнес я наконец.
– Вот именно – не понимаешь.
Рори улыбнулся сквозь слезы и кивнул на Трэвиса, который, казалось, внимательно следил за нашим разговором.
– В дикой природе гиббоны живут только семьями, – принялся объяснять мне сын. Он говорил медленно, чтобы я усвоил урок раз и навсегда. – Без семьи ему не выжить. Вот и все.
Я опустился на ближайшую ветку. Рори сел рядом.
– Мы не можем оставить его себе, – сказал я. – Ты же видел, что он устроил в квартире у Джесси.
– Я знаю, – ответил Рори. – Мы не можем оставить его себе. Гиббон не домашнее животное. Я все это знаю.
– Значит, придется его отпустить, – беспомощно ответил я, понимая, что мальчик прав: оставить Трэвиса в лесу все равно что бросить у дороги. – Отпустить и надеяться, что ему повезет. Что еще мне остается?
Рори перевел свой близорукий взгляд с моего лица на цепочку с амулетами, которая висела у меня на шее.
– Есть одно подходящее место, – сказал он.
На следующий день я одолжил у господина Ботена пикап, и мы с Рори отправились к водопаду Бангпэ. Трэвис спокойно сидел между нами, укутанный в полотенце из отеля «Аманпури». На светофоре рядом остановился скутер, и все его пассажиры – семья из пяти человек – дружно вытаращились на Трэвиса. В ответ он тоже уставился на них: «Ну да, я – гиббон. И не стыжусь этого».
Мы подъехали к последнему на острове тропическому лесу.
– Когда-то в этих лесах жили тигры и малайские медведи, – сказал Рори. – Даже сейчас тут еще водятся дикие свиньи, летучие лисицы и кобры. – Он улыбнулся и добавил: – И гиббоны, конечно.
Водопад Бангпэ находится на территории национального парка Кхао-Пхра-Тхеу. Мы оставили пикап рядом с маленьким кафе и купили у хозяйки пару бутылок минеральной воды. Кажется, она нисколько не удивилась, увидев у меня на руках живого гиббона.
– Сразу видно, что он мой родственник, – сказал я, и она согласно кивнула.
Мы шли к водопаду и вдруг услышали пение, вернее, плавное, мелодичное уханье, пронзительное, гипнотическое, не похожее ни на один из известных мне звуков.
– Слышишь? – спросил Рори. – Это поют гиббоны.
– А зачем они поют?
– Чтобы найти себе пару. Но они продолжают петь и после того, как найдут.
Мы стояли и слушали. По-настоящему я начал понимать песни гиббонов лишь гораздо позже. Рори был прав: они поют, чтобы найти себе пару.
Но не только поэтому. Они поют, потому что они гиббоны. Потому что они живые.
Мы поднялись на холм и подошли к маленькой хижине. Вдали, ближе к водопаду, стояли огромные клетки, вернее, больше чем просто клетки, – огороженные участки леса, за которыми тщательно присматривали. В одном из таких гигантских вольеров я заметил черного гиббона – он раскачивался на большом деревянном треугольнике. В основном же мы не столько видели их, сколько слышали – слышали пение, далеко разносящееся над водопадом и его окрестностями.
Мы находились в Пхукетском центре реабилитации гиббонов. Из хижины навстречу нам вышел молодой американец. Мы приехали без предупреждения, но нас приняли так, словно давно ждали.
– Кто это тут у нас? – спросил американец.
– Трэвис, – ответил Рори. – Это Трэвис.
Американец забрал у меня Трэвиса и отдал совсем молоденькой тайке, которая тут же его унесла, даже не дав нам попрощаться. Мы с Рори потрясенно переглянулись.
– Не волнуйтесь, – улыбнулся американец. – Мы просто возьмем у Трэвиса анализ крови – проверим, нет ли у него гепатита A или СПИДа. – Должно быть, я изменился в лице, потому что он поднял руку и добавил: – Не бойтесь, Трэвис в любом случае останется в центре. Но мы не можем отпустить на волю гиббона, если у него СПИД или другие серьезные заболевания.
– Потому что он не выживет, – кивнул Рори.
Почему-то в этом месте, полном любви и заботы, прошлое Трэвиса казалось мне особенно ужасным, и я почувствовал, что должен попросить прощения или хотя бы все объяснить.
– Мой друг нашел его в баре, – заговорил я, глядя на огромные клетки. В одной из них я заметил темно-коричневую фигурку, которая быстро перелетала с дерева на дерево. – Ему давали какой-то препарат, чтобы он не спал по ночам. Не знаю, какой именно…
Я хотел рассказать, сколько зла люди причинили этому животному – рассказать, что мы хотим все исправить. Однако молодой американец меня опередил:
– В Таиланде запрещено держать гиббонов в качестве домашних животных. Однако люди все равно их заводят и обращаются с ними как с игрушками, а не как с живыми существами, у которых к тому же строение ДНК мало чем отличается от нашего.
– Трэвис забыл, кто он такой, – сказал Рори. – Он не умеет самостоятельно добывать пищу. Он вообще ничего не умеет.
Американец кивнул.
– Если Трэвис здоров, мы постепенно сократим количество пищи, которое он получает, и ему придется искать еду самому. Контактировать с человеком он тоже будет все реже. Потом мы переселим его в более просторную клетку ближе к вершине холма и будем надеяться, что он найдет себе пару. У нас это называется постепенная адаптация к естественной среде обитания.
– Постепенная адаптация, – повторил Рори, стараясь запомнить незнакомый термин.
– Кстати, с праздником вас, – с улыбкой произнес молодой американец, и я сообразил, что сегодня Рождество.
Мы сбросили обувь у порога, и едва я ступил на прохладные половицы, отполированные босыми ногами многих поколений, как почувствовал запах пекущейся индейки.
Кива вышла к нам навстречу с Мистером на руках. Песик весь ходил ходуном.
– Кому-то очень хочется индейки, – со смехом сказала она.
Рори погладил Мистера и задумчиво посмотрел на него.
– Возможно, дело в чем-то другом.
Тесс вышла из кухни и обняла меня.
– С Рождеством! – сказала она и поцеловала меня в губы.
– С Рождеством! – отозвался я.
Я привлек жену к себе и ответил на ее поцелуй, а потом повернулся к дочери.
– Кива, отпусти его.