Она поднялась на семнадцатый этаж, постучала и услышала: «Войдите». Навстречу Дене поднялся молодой врач, немногим старше ее самой, пожал ей руку:
– Здравствуйте, мисс Нордстром, я доктор О'Мэлли.
Аккуратный молодой человек смахивал на ученика частной школы и носил очки в роговой оправе. У него были голубые глаза и чистая, почти младенчески свежая кожа. Ощущение, что утром, перед уходом, его одевала и причесывала мамочка.
– Вы врач?
– Да. Присядете?
– Не знаю почему, – сказала она, садясь, – но я ожидала увидеть человека постарше и с бородой.
Он засмеялся.
– Жаль вас разочаровывать, но с бородой у меня как-то не сложились отношения.
Он сел, приготовил ручку и тетрадь и стал ждать, когда она заговорит. Ей предстояло узнать, что он это делает весьма часто.
Наконец она произнесла:
– Гм, я здесь не для того, чтобы попасть на прием к психиатру. Точнее, я здесь не потому, что считаю, будто мне нужен психиатр, поверьте.
Он кивнул. Это он тоже будет проделывать весьма часто.
– У меня язва, и это идея доктора Холлинга. У меня просто небольшой стресс, связанный с работой.
Он удовлетворенно кивнул и сделал пометку. Она откинулась на спинку и стала ждать, что он скажет.
Он молчал.
– В общем, поэтому я и здесь – из-за стресса по работе.
– А-га, – кивнул он, – а чем вы занимаетесь?
– В смысле?
– Какая у вас работа?
Дена была поражена.
– Телевидение!
– Что вы там… делаете?
– Я на нем работаю.
Он кивнул и стал ждать, что она продолжит. Повисла еще более длинная и неуклюжая пауза.
– Вы могли меня видеть. Я беру интервью в вечерней программе новостей.
– Нет, простите. К сожалению, я не имею возможности часто смотреть телевизор.
Он совсем сбил ее с толку.
– Ну ладно. В общем, это важная работа, и…
Вдруг Дена почувствовала раздражение. С какой стати объяснять, кто она такая и что делает.
– Вы наверняка говорили с доктором Холлингом насчет моей язвы. Он считает, что я должна с кем-то побеседовать о стрессе. – Дена взглянула в сторону кушетки. – Я не должна лечь или… еще чего?
Доктор О'Мэлли сказал:
– Только если сами захотите.
– Ага. Ну а… закурить можно?
– Я бы попросил этого не делать.
Дена разозлилась уже не на шутку.
– У вас что, аллергия какая-нибудь?
– Нет. Просто с язвой курить не следует.
Дена злилась все больше. Закинув ногу на ногу, она принялась покачивать туфлей. Парень-то настоящий кретин.
– Слушайте, я пришла только потому, что обещала доктору Холлингу.
Он кивнул.
– Ну так я не знаю, что мне нужно говорить. Не хотите задать мне какие-нибудь наводящие вопросы?
– А о чем бы вы хотели рассказать? – по-прежнему уклончиво спросил он.
– Я вам уже сказала. У меня на работе нервная обстановка, мне трудно заснуть, я думала, вы мне что-нибудь пропишете, и все.
– Предполагается, что сначала мы немного побеседуем.
– О чем вы хотите побеседовать?
– Вас беспокоит что-нибудь определенное, о чем бы вы сами хотели поговорить?
– Вообще-то нет.
Он смотрел на нее и ждал. Она оглядела кабинет.
– Послушайте, я уверена, что вы хороший человек, и не хочу обижать вас, но я во все это не верю. Все это нытье и жалобы на то, что твои мама и папа сделали, когда тебе было три года. Может, некоторым это подходит, но я никаким боком не принадлежу к их числу.
Он опять кивнул. Она продолжала:
– Я не в депрессии, у меня отлично идет работа. У меня нет желания спрыгнуть с Бруклинского моста, и я не считаю себя Наполеоном. Родители меня не били…
Доктор О'Мэлли, что-то пометив в тетрадке, сказал:
– Расскажите мне побольше о ваших родителях.
– Что?
– О ваших родителях.
– Нормальные были родители, они умерли, но они не привязывали меня к спинке кровати и ничего такого не делали. Я очень общительна. Обо мне всегда говорят, что я уверенная в себе и мудрая. Люди приходят ко мне со своими проблемами. Если откровенно, все говорят, что я самый нормальный человек в мире, а в моей работе, поверьте, это явление довольно редкое.
– Братья, сестры?
– Что братья-сестры?
– Есть?
– Нет. Я одна.
– Ясно. – Он записал: «Единственный ребенок». – Сколько вам было, когда умерли родители?
– Отец был убит на войне до моего рождения.
Он ждал. Она оглядывала кабинет.
– Сколько лет нужно, чтобы стать психиатром?
Доктор О'Мэлли сказал:
– Много. А ваша мать?
– Что?
– Сколько вам было, когда умерла мать?
– Не помню. На психиатра нужно меньше учиться, чем на настоящего врача?
– Нет, не меньше. Что вызвало смерть?
Дена посмотрела на него:
– Чью?
– Вашей матери.
– А-а, ее сбила машина. – Дена принялась рыться в сумке.
– Ясно. Какие вы чувства испытали?
– Такие, какие обычно испытывает человек, чью мать сбивает машина. Но потом все проходит. Нет ли у вас какой-нибудь жвачки или еще чего?
– Нет, к сожалению.
Он ждал, что она продолжит, но она молчала. Через минуту она еще больше разозлилась:
– Слушайте, я пришла не для того, чтобы меня анализировали. Мне это не нужно. Жаль огорчать вас, доктор, но я абсолютно счастливый человек. У меня есть все, что я хочу. У меня есть любимый. Все идет как нельзя лучше, единственный минус – это язва.
Он кивнул и сделал пометку. Да что там у него за почеркушки, крестики-нолики, что ли? Как только время сеанса закончилось, Дена тут же ушла. Интересно, о чем она будет говорить с этой хладнокровной рыбиной целых два месяца? Как с ним вообще можно о чем-то разговаривать? Он же идиот, неандерталец.
Даже телевизор не смотрит, господи прости.
Тем временем в Спрингс
Элмвуд-Спрингс, штат Миссури
1974
Норма, Мак и тетя Элнер обедали в гостиной. Норма подала булочки.
– Бедняжка Тот, все утро потратила на этот пирог, и все пропало. Надо вам сказать, она ужасно невезучая.
Тетя Элнер сделала грустное лицо.
– Бедняжка Тот.
Норма сказала:
– Надо же было Синему Мальчику такое отчебучить. И как раз в тот день, когда у нее вышел такой восхитительный коричный пирог для праздничного ужина в церкви.
– Надо отдать ей должное, – сказала тетя Элнер, – коричные пироги удаются ей на славу.
– О да, что касается коричных пирогов, здесь Бедняжке Тот нет равных.
– Что за Синий Мальчик? – спросил Мак.
Норма сказала:
– Это тот, кто загубил ее пирог. Она сказала, что отошла за блюдом, чтобы переложить его, возвращается, глядь – батюшки, он весь в птичьих следах. Затоптал все напрочь.
Мак снова спросил:
– Что за Синий Мальчик?
– Ее дурацкий попугай.
Тетя Элнер сказала:
– Он не синий, скорее уж зеленый, если вы меня спросите.