Издатель слушал внимательно, кивая и жестикулируя. По завершении моего ученого доклада о мифах и верованиях человеческого существа Корелли заявил с уверенностью:
– Думаю, вы сделали превосходное обобщение. Вы не нашли пресловутую иголку в стоге сена и поняли: единственно ценное, что есть на этом сеновале, – та проклятая булавка, а все остальное – корм ослам. Кстати, об ослах, вам нравятся басни?
– В детстве я месяца два хотел быть Эзопом.
– Все мы расстаемся с большими надеждами по пути.
– А кем вы хотели быть в детстве, сеньор Корелли?
– Богом.
Его улыбка шакала стерла мою в мгновение ока.
– Мартин, басни, возможно, являются одним из самых любопытных литературных механизмов, изобретенных до сих пор. Знаете, чему они нас учат?
– Морали?
– Нет, они наглядно демонстрируют, что человеческие существа воспринимают и усваивают идеи и понятия с помощью рассказов, занимательных историй, а не научных лекций и теоретических рассуждений. И этот тезис подтверждают все значительные религиозные тексты. Все они представляют собой повествование, где есть сюжет и персонажи, которым приходится сталкиваться с жизнью, преодолевая разнообразные препятствия. Есть герои, ступившие на путь духовного обогащения, отмеченный соблазнами, терниями и озарениями. Все священные книги прежде всего – эпические сказания. Причем их фабула затрагивает основные свойства человеческой природы, помещая их в нравственной контекст, то есть рассматривает в рамках определенных догматов о сверхъестественном. Я доволен, что вы провели гнусную неделю, читая диссертации, трактаты, отзывы и комментарии. Ибо теперь вы осознали в полной мере, что ничему они научить не могут, поскольку сами фактически являются ученическими упражнениями, вольными или невольными попытками что-то понять, обычно, впрочем, безуспешными. Но хватит научных штудий. Я хочу, чтобы с этого момента вы приступили к чтению сказок братьев Гримм, трагедий Эсхила, Рамаяны и кельтских легенд. Прочтите их самостоятельно. Я хочу, чтобы вы проанализировали, как работают эти тексты, как изложена основная идея и почему эти произведения вызывают эмоциональный отклик. Я хочу, чтобы вы обратили внимание на структуру, форму, оставив в покое мораль. И я хочу, чтобы через две-три недели вы показали мне уже что-то собственного сочинения, начало истории. Я хочу, чтобы вы заставили верить в меня.
– Мне казалось, мы профессионалы и не можем позволить себе такой грех – верить в ничто.
Корелли улыбнулся, сверкнув зубами.
– В грешника можно превратиться, и легко, а в святого – никогда.
13
Дни проходили за чтением и в распрях. За долгие годы я привык к одиночеству и состоянию методической и недооцененной анархии, свойственному одинокому мужчине. Постоянное присутствие женщины, пусть молоденькой, строптивой и непредсказуемой, медленно, но верно подрывало основы моего образа жизни и меняло привычки. Я верил в безусловный беспорядок, Исабелла нет. Я верил, что предметы сами находят свое место в хаосе жилища, Исабелла нет. Я верил в одиночество и тишину, Исабелла нет. Всего через два дня я понял, что не в состоянии найти что-либо в собственном доме. Если мне нужен был нож для разрезания бумаги, стакан или пара ботинок, я был вынужден спрашивать у Исабеллы, куда ради всех святых, она их спрятала.
– Я ничего не прячу. Я кладу вещи на свои места, что совершенно другое дело.
Каждый божий день мне раз десять хотелось ее придушить. Стоило мне уединиться в кабинете, чтобы подумать в тишине и покое, Исабелла, сияя улыбкой, немедленно являлась вслед за мной с чашкой чая или печеньем. Она начинала кружить по кабинету, выглядывала в окно, принималась перекладывать вещи на письменном столе, а потом спрашивала, чем я занимаюсь и почему затаился тут, наверху.
Я обнаружил, что семнадцатилетние девушки обладают неистощимым словарным запасом и каждые двадцать секунд мозг посылает сигналы им воспользоваться. На третий день я решил, что нужно найти ей жениха, по возможности глухого.
– Исабелла, как получается, что у такой привлекательной девушки, как ты, нет поклонников?
– Кто сказал, что их нет?
– И никто из молодых людей тебе не нравится?
– Все мои ровесники ужасно скучные. Сказать им нечего, а половина вообще – круглые дураки.
Я хотел сказать, что с возрастом мужчины умнее не становятся, но не стал развенчивать иллюзии.
– И какого возраста мужчины тебе нравятся?
– Пожилые. Как вы.
– Я, по-твоему, пожилой?
– Ну, вы, конечно, не совсем дряхлый.
Мне было легче считать, что она пошутила, чем пережить такой чувствительный удар по самолюбию. Я решил отплатить ей той же монетой, добавив несколько капель сарказма.
– Хорошие новости – молоденьким девушкам нравятся зрелые мужчины, и плохие новости – мужчинам в возрасте, особенно дряхлым и развратным, тоже нравятся молоденькие девушки.
– А я знаю. Не держите меня за простофилю.
Исабелла посмотрела на меня, явно что-то замышляя, и коварно улыбнулась. Меня охватило нехорошее предчувствие.
– А вам нравятся молоденькие девушки?
Она не успела закончить фразу, а ответ уже вертелся у меня на языке. Ровным наставительным тоном, точно учитель географии, я сообщил:
– Нравились, когда мне было столько же лет, сколько тебе. Как правило, мне нравятся девочки моего возраста.
– В вашем возрасте они уже не девочки, а сеньориты, или, простите, сеньоры.
– Конец дискуссии. У тебя внизу есть дела?
– Нет.
– Тогда садись писать. Я тебя взял не для того, чтобы ты мыла посуду и прятала вещи. Я взял тебя потому, что ты сказала, будто хочешь научиться писать, а я – единственный знакомый тебе идиот, кто может помочь в этом.
– Незачем сердиться. У меня просто нет вдохновения.
– Вдохновение появляется, когда локти у тебя прилипают к столу, зад к стулу, а лоб покрывается испариной. Выбери тему, идею и шевели мозгами, пока они не заболят. Вот что такое вдохновение.
– Тема у меня уже есть.
– Аллилуйя.
– Я собираюсь написать о вас.
В молчании мы сверлили друг друга взглядами, точно дуэлянты у барьера.
– Зачем?
– Затем, что вы мне кажетесь интересным. И странным.
– И старым.
– И обидчивым. Почти как мой ровесник.
Помимо воли я начал привыкать к обществу Исабеллы, к ее шпилькам и тому свету, который она принесла с собой в этот дом. Если так пойдет дальше, то сбудутся мои наихудшие опасения, и мы в конце концов станем друзьями.
– А вы? Вы уже придумали тему со всей этой скучищей, которую читаете?
Я подумал, что чем меньше Исабелла знает о моем заказе, тем лучше.
– Пока я на стадии сбора материала.
– Собираете материал? И как это работает?
– Сначала нужно прочесть сотни страниц, чтобы досконально изучить тему и ухватить ее суть, эмоциональную правду, а потом забыть все, чтобы начать с нуля.
Исабелла вздохнула:
– Что значит – эмоциональная правда?
– Искренность чувств в вымышленной ситуации.
– Следовательно, нужно быть честным и хорошим человеком, чтобы писать вымышленные истории?
– Нет. Необходимо владеть ремеслом. Эмоциональная правда не является нравственной категорией, это техника.
– Вы говорите, как ученый сухарь, – возмутилась Исабелла.
– Литература, во всяком случае, хорошая, есть сочетание науки и мук творчества.