С моих ладоней летит едкая шоколадная пудра.
– Афиши за вами, – говорю я. – Остальное предоставьте мне.
Анук бросается ко мне, раскинув руки. От нее разит солью, дождем, кисловатым запахом почвы и тины, в спутанных волосах блестят капельки воды.
– Пойдемте в мою комнату! – кричит она мне в ухо. – Можно, татап, да? Скажи, что можно! Мы начнем прямо сейчас. У меня есть бумага, карандаши…
– Можно, – разрешаю я.
Спустя час витрину украшает огромный плакат – эскиз Анук в исполнении Жанно. На нем крупными неровными зелеными буквами выведено:
«НЕБЕСНЫЙ МИНДАЛЬ» ОРГАНИЗУЕТ
GRAND FESTIVAL DU CHOCOLAT.
ОТКРЫТИЕ СОСТОИТСЯ
В ПАСХАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ.
ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ!!!
НАЛЕТАЙ, ПОКА НЕ КОНЧИЛОСЬ!!!
Вокруг текста резвятся причудливые существа. Фигура в сутане и высокой короне, очевидно, папа римский. У ног его неряшливо наклеены вырезанные из бумаги колокола. Все они улыбаются.
Почти всю вторую половину дня я обрабатываю новую партию брикетов шоколадной глазури и украшаю витрину. Трава – толстый слой зеленой папиросной бумаги. Цветы – бумажные нарциссы и маргаритки. К оконной раме пришпилены поделки Анук. Скалистый склон горы сооружен из наставленных одна на другую жестяных банок из-под какао-порошка, выкрашенных в зеленый цвет. Склон покрыт мятым целлофаном, изображающим наледь. Мимо вьется змейкой, убегая в долину, синяя шелковая лента реки, на которой мирно восседают, не отражаясь в воде, плавучие дома. А внизу процессия шоколадных фигурок: кошки, собаки, кролики, кто с глазами-изюминами, кто с розовыми марципановыми ушками, хвосты из лакричника, в зубах сахарные цветочки… И мыши. Всюду, где только можно. На косогорах, в укромных уголках, даже на палубах плавучих домов. Розовые и белые мышки из засахаренного арахиса, из шоколада всех цветов, пестрые, отлитые под мрамор мышки из трюфелей и вишневого ликера-крема, изящно подкрашенные мышки, пятнистые мышки в сахарной глазури. А над ними возвышается во всем своем великолепии Крысолов. На нем красно-желтый наряд, в одной руке дудочка из ячменного сахара, в другой – шляпа. У меня на кухне сотни формочек: тонкие пластмассовые – для яиц и фигурок, керамические – для рельефных изображений и шоколадных конфет с ликером. Благодаря им я могу воссоздать любое выражение лица на полой шоколадной скорлупке, на которой потом узкой трубочкой выдавливаю волосы и прочие детали. Туловище и конечности я делаю из отдельных кусочков и скрепляю их в цельный силуэт с помощью проволоки и расплавленного шоколада… Осталось только приодеть фигурку: красный плащ из марципана, из этого же материала рубаха с поясом и шляпа с длинным пером, подметающим землю у его ног в сапогах. Мой Крысолов немного похож на Ру – такой же рыжий, в таком же нелепом наряде.
Витрина получилась привлекательной, но мне хочется еще подзолотить ее, и я, не в силах устоять перед искушением, закрываю глаза, озаряя свое творение радушным золотистым теплом. Воображаемая вывеска сверкает призывно, как огонь маяка: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ. Что в этом плохого? Я хочу подарить людям счастье. И я сознаю, что этим гостеприимным кличем бросаю вызов Каролине Клэрмон, стремящейся изгнать из городка скитальцев, но, довольная своим успехом, я не нахожу в том никакого вреда. Я хочу, чтобы они пришли. Со дня нашего разговора я порой мельком видела их на улице, но они вели себя, как бродячие собаки в больших городах, роющиеся в мусоре и не подпускающие к себе никого, – держались все время настороже, ловко уклоняясь от столкновений с кем бы то ни было. Чаще мне попадался на глаза их Крысолов, или Дудочник из Гамельна, – Ру, – обычно, с коробками или пакетами продуктов, – иногда Зезет, худенькая девушка с проколотой бровью. Накануне вечером двое ребятишек пытались торговать лавандой у церкви, но Рейно их прогнал.
Накануне вечером двое ребятишек пытались торговать лавандой у церкви, но Рейно их прогнал. Я окликнула детей, намереваясь зазвать их к себе, но они были слишком недоверчивы, – лишь настороженно покосились на меня и со всех ног помчались с холма в Марод.
Поглощенная своими планами и украшением витрины, я потеряла счет времени. Анук сделала на кухне бутерброды своим друзьям, и они всей гурьбой вновь исчезли в направлении реки. Я включила радио и стала напевать себе под нос, аккуратно укладывая шоколад в пирамиды. В пещере волшебной горы мерцают, словно жемчужины, несметные сокровища: разноцветные горки кристаллического сахара, засахаренные фрукты, конфеты. За горой, укрытые от света ее невидимым склоном, лежат сладости на продажу. В сущности, мне уже сегодня следует приступить к приготовлению пасхальной продукции, ведь на Пасху покупателей у меня должно прибавиться. Хорошо, что в холодном подвале есть место для хранения припасов. Нужно еще заказать подарочные упаковки, ленты, целлофан и сопутствующие аксессуары.
В пылу работы я не сразу заметила Арманду, вошедшую в полуоткрытую дверь.
– Ну-ну, привет, – с присущей ей бесцеремонностью поздоровалась она. – Вот, захотелось опять отведать твоего фирменного шоколада, но ты, вижу, занята.
Я осторожно выбралась из витрины.
– Вовсе нет. Я ждала вас. К тому же я почти закончила, да и спина у меня разламывается.
– Что ж, если не помешаю… – Сегодня она держится иначе. Голос по-особенному бодрый, в манерах – напускная беспечность, чтобы скрыть напряжение. На ней черная соломенная шляпка, украшенная лентой, и плащ, тоже черный, но менее поношенный.
– Сегодня вы выглядите на редкость элегантно, – заметила я.
Арманда отрывисто хохотнула.
– Такого о себе я давненько не слышала. – Она ткнула пальцем на один из табуретов. – Как думаешь, сумею я взобраться на него, не сломав ногу?
– Давайте я вам лучше кресло из кухни принесу, – предложила я, но старушка остановила меня властным жестом.
– Чепуха! – Ее взгляд был прикован к табурету. – В молодости я очень даже ловко лазила. – Она задрала длинные юбки, открыв моему взору тяжелые ботинки и плотные серые чулки. – В основном по деревьям. Обычно залезала на них и швыряла сверху ветки на головы прохожим. Ха! – Опираясь на прилавок, она взобралась на табурет и удовлетворенно крякнула. Из-под черной юбки на мгновенье взметнулось что-то пугающе алое.
Довольная собой, Арманда удобнее устроилась на табурете и разгладила на коленях платье, из-под которого выглядывал краешек красной нижней юбки.
– Исподнее из красного шелка, – усмехнулась она, заметив мой удивленный взгляд. – Наверно, думаешь, что я – старая дура. А мне нравится это белье. Я уже так долго хожу в трауре… как только надену что-нибудь приличное, сразу кто-то да умирает. Поэтому я, кроме черного, ничего теперь и не ношу. – Она посмотрела на меня со смехом. – А вот нижнее белье – другое дело. – Она заговорщицки понизила голос. – По почте выписала из самого Парижа. Заплатила целое состояние. – Арманда затряслась в беззвучном смехе. – Ну что, шоколад-то будет?
Я приготовила крепкий черный шоколадный напиток и, памятуя о ее диабете, лишь самую малость сдобрила его сахаром. Арманда, видя мою нерешительность, недовольно ткнула пальцем в предназначенную для нее чашку.
– Никаких ограничений! – распорядилась она. – Готовь, как полагается. Чтоб шоколадная стружка была, и ложечка для помешивания сахара, в общем, все. Или ты тоже, как и все остальные, считаешь, что я выжила из ума? Разве я похожа на дряхлую старуху?
Я поспешила уверить ее в обратном.