На второй вечер после увольнения ей позвонил бывший коллега-любовник. Когда он на-звался, она молча повесила трубку. Через пятнадцать секунд раздался новый звонок. Она сняла трубку – это снова был он. На этот раз она не стала класть трубку, а просто сунула ее в сумку и застегнула молнию. Больше телефон не звонил.
Отпуск проходил очень размеренно. В путешествие она не поехала – не любила поездки, к тому же образ двадцативосьмилетней женщины, пустившейся в путешествие после разрыва с любовником, был слишком растиражированным и пресным. Она посмотрела пять фильмов за три дня, сходила на концерт, послушала джаз в баре на Роппонги . Прочла часть книг, давно ожидавших своего часа – все не было времени. Слушала пластинки. Купила кроссовки и трико в спортивном магазине и каждый день совершала пятнадцатиминутную пробежку по округе.
Первая неделя прошла нормально. Любимые занятия и отсутствие нервной работы достав-ляли ей настоящее удовольствие. Иногда, если было настроение, она готовила ужин, сидела в одиночестве с бокалом пива или вина.
Через десять дней такого отдыха что-то в ней изменилось. У нее не осталось ни одного фильма, который хотелось бы посмотреть, она не могла больше слушать пластинки, так как му-зыка раздражала, от чтения моментально начинала болеть голова. Приготовленные блюда каза-лись безвкусными. В конце концов она отказалась и от пробежек, после того как за ней увязался ужасного вида юнец. Нервы ее были странно напряжены, она стала просыпаться среди ночи – ей казалось, что кто-то смотрит на нее из темноты. В такие часы она долго дрожала под одеялом, пока небо наконец не начинало светлеть. Аппетит пропал, она целыми днями пребывала в раз-дражении. Делать ничего не хотелось.
Она пробовала звонить знакомым. Многие разговаривали с ней и даже давали советы, но все они были заняты работой и не могли общаться с ней постоянно.
– Через пару дней аврал закончится, тогда сходим, посидим где-нибудь, – говорили они, но она знала, что через пару дней закончится один аврал и тут же начнется новый. Она сама жила так последние шесть лет и прекрасно понимала, как это бывает, поэтому старалась не звонить первой и не надоедать.
Вечерами, когда дома становилось особенно тоскливо, она упаковывала свое тело в новую одежду, отправлялась в какой-нибудь уютный бар на Роппонги или Аояме и до последней элек-трички потягивала в одиночестве коктейли. Иногда ей везло, и она встречала в баре старых зна-комых и болтала с ними, убивая время. Если же вечер складывался менее удачно (так было в по-давляющем большинстве случаев), она никого не встречала. Ну а если совсем не везло, то оттирала юбку, забрызганную спермой неизвестного в последней электричке, или отбивалась от домогательств таксисов по дороге домой. Она чувствовала себя ужасно одинокой в одиннадца-тимиллионном мегаполисе.
Первым ее партнером стал врач средних лет. Привлекательный, в хорошем костюме. Позже она узнала, что ему пятьдесят один год. Она в одиночестве коротала вечер в одном из джаз-клубов Роппонги, когда он подсел к ней.
– Похоже, ваш визави задерживается? Представьте, у меня то же самое. Вы не против со-ставить мне компанию, пока кто-нибудь из них не появится? – И прочая положенная в таких случаях ерунда. Старая как мир уловка, но голос его был таким приятным, что, немного помед-лив, она ответила, что не против.
Они слушали похожее на разбавленный сахарный сироп фортепианное трио, она пила «Jack Daniel’s» (в этом баре у нее была своя постоянная бутылка), болтали (вспоминали разные истории о Роппонги). Конечно, его спутница так и не появилась. Когда стрелка часов перевалила за одиннадцать, он предложил отправиться в какое-нибудь более тихое место. Она ответила, что ей еще возвращаться в Коэндзи. Он пообещал отвезти ее на машине. Она уверила его, что доберется сама и провожать ее не нужно. Тогда он сказал, что у него квартира неподалеку и почему бы ей не заночевать там.
Тогда он сказал, что у него квартира неподалеку и почему бы ей не заночевать там. Если она не захочет, то ничего такого он, конечно же, делать не станет.
Она молчала.
Он тоже молчал.
– Я дорого стою. – Она сама не понимала, как это получилось. Слова вдруг слетели с губ самым естественным образом. Слово не воробей.
Она уставилась на собеседника, покусывая губы.
Он улыбнулся, налил еще виски.
– Хорошо, – ответил он, – называй цену.
– Семьдесят тысяч иен, – мгновенно ответила она.
Почему именно семьдесят тысяч? Эта цифра была ничем не обоснована. Просто ей поче-му-то показалось, что сумма обязательно должна составить семьдесят тысяч, и точка. Кроме то-го, она надеялась, что такая сумма заставит мужчину сразу отказаться.
– И ужин во французском ресторане, – ответил мужчина и поднялся, одним глотком допив виски. – Ну, пошли.
– Вы сказали, он был врачом, – произнес я.
– Да, – подтвердила она.
– А каким именно врачом? Какой специализации?
– Ветеринарным, – ответила она, – он сказал, что работает ветеринаром в Сэтагае.
– Ветеринаром… – промолвил я.
Неужели ветеринары покупают женщин? Хотя, конечно же, ветеринары покупают женщин.
Ветеринар накормил ее французским ужином, затем привел в однокомнатную квартиру рядом с перекрестком Камиятё. Он был с ней мил. Не грубил, не требовал извращений. Они неторопливо позанимались любовью, затем сделали часовой перерыв и снова занялись любовью. Сначала она чувствовала себя растерянной в этих странных обстоятельствах, но вскоре, под действием его чутких ласк, посторонние мысли отступили, и она полностью отдалась сексу. Он кончил и отправился в душ, а она немного полежала, зажмурившись. Непонятное раздражение, сидевшее в ней все эти дни, бесследно исчезло.
«Ну и ну, – подумала она. – Почему так происходит?»
Она проснулась в десять утра – мужчина уже ушел на работу. На столе лежал конверт с се-мью десятитысячными купюрами и ключ от квартиры. Там же была записка с просьбой, уходя, бросить ключ в почтовый ящик. Затем в записке говорилось, что в холодильнике есть яблочный пирог, молоко и фрукты. Завершалась она такими словами: «Если ты не против, хотелось бы встретиться снова, так что, если будет желание, позвони. Я всегда на месте с часу до пяти». Ря-дом лежала визитная карточка клиники для домашних животных. На визитке стоял телефонный номер, заканчивавшийся на 22-11, а над цифрами было подписано «мяу-мяу-гав-гав». Она разо-рвала записку и визитку на четыре части и, чиркнув спичкой, сожгла в кухонной раковине. Деньги убрала в сумку. До еды в холодильнике даже не дотронулась. Поймала такси и вернулась домой.
– После того случая я еще несколько раз спала с мужчинами за деньги, – сказала она и за-молчала.
Я сидел, облокотившись на стол, уткнувшись губами в сцепленные пальцы. Подозвал офи-цианта и заказал еще две порции виски. Заказ принесли.
– Съедите что-нибудь? – спросил я.
– Нет, не надо. Пожалуйста, не беспокойтесь, правда, – ответила она.
Мы тянули виски со льдом.
– Можно вопрос? Правда, немного нескромный, – спросил я.
– Можно, конечно. – Она немного округлила глаза. – Я ведь и открылась вам, господин Мураками, потому что хотела откровенного разговора.
Я кивнул, разламывая одну из последних фисташек.
– С остальных вы тоже брали семьдесят тысяч?
– Нет, – ответила она, – каждый раз я неожиданно для самой себя называла разные цифры. Самая большая сумма составила восемьдесят тысяч, а самая маленькая – сорок. Я смотрела на собеседника и интуитивно называла сумму. Мне ни разу не отказали.
– Здорово, – ответил я.