Нельзя нам любить без страданий,- о,умереть бы от
любви, измеритьмуками ее необъятность! - ибо никакаярадость не достигает
дна. Мы счастливы безмерно и чуть ли не с отчаянием сжимаем друг другу руки:
пожалуйста, спаси меня,ибо слишком сильно люблюя... Хорошоеще - звезды
над нами, хорошо- естьпростор для чувствастоль великого,каклюбовь.
Разговариваем мыдля того лишь, чтобы беспредельность ее нераздавиланас
своим безмолвием.Добройночи, доброй ночи-кактруднорассекатьэту
вечность на временные отрезки! Мынеуснем- так тяжко нам будет, и горло
перехватит нам любовное рыдание.Скорей бы настал день, обоже, скореебы
день, чтоб я мог увидеть ее в окошке!
XV
Вскоре послесвадьбыменяперевелинакрупнуюстанцию;вероятно,
замолвилсловечкостарыйначальник,которыйохотно,чутьлинес
наслаждениемгурмана принял меня в свое отеческое сердце. "Теперь ты наш",-
сказал он,и все.Супруга его была сдержаннее; онапроисходилаиз старой
чиновной династии и, видимо, рассчитывала выдать дочь за высокого чиновника;
поплакала немного отразочарования, но так как была натурой романтической и
сентиментальной, то и примирилась; ведь такая большая любовь!
Станция, на которую я теперь попал, была мрачной и шумной, как фабрика;
важный железнодорожныйузел, на целые километрырастянулись запасные пути,
пакгаузы, депо- то была большая товарная станция; на всем- толстыйслой
угольной пылии сажи, целые стада дымящих паровозов, старый, тесный вокзал;
понескольку раз вденьчто-нибудьдазаколодит,иприходитсясрочно
распутывать -будторазвязываешьзатянутый узел, сдираядо крови кожу на
пальцах. Нервные,обозленные служащие,вечно ропщущий персонал,в общем -
что-товродеада. Наработуходишь, как шахтер в шахту,гдененадежная
кровляежеминутноможетобрушиться-ноэтомужское дело. Здесьхоть
чувствуешь себянастоящим мужчиной, орешь, решаешь что-то и несешь какую-то
ответственность.
Апотом домой - и полощешьсяв чистой воде, рыча от наслаждения; жена
ждет с полотенцем, улыбается. Перед ней уже не тот бледный интересный юноша;
теперь это -труженик,он наработалсядоупаду,и грудь у него, сударь,
волосатая, широкая- каккомод; жена всякий разпохлопывает его по мокрой
спине,какбольшогои доброго зверя. Вотмы и умыты;неиспачкаем свою
чистенькую женушку; ещегубы вытереть,не осталось бынаних кое-чтоиз
того,чтопроизноситсятам,напутях,-иможночинно,торжественно
поцеловать супругу. Ну, теперь рассказывай! Да что, неприятности были, то да
се, надо бы снести кчертувсю станцию или хотя бы те склады сзади - сразу
освободилось быместодля шестиновых путей,работатьбылегчестало;
говорил я сегодня об этом тому-то и тому-то, аон только глазами сверкнул,-
мол, без году неделю работаешь, а туда же суешься с советами! Жена понимающе
кивает; она - единственный человек, с которым можно говорить обо всем.
А ты,
дорогая,чтоподелывала? Улыбается:какие глупые вопросыумужчин!Что
делают женщины? То одно, то другое, потом ждут мужей... Знаю, знаю, милая; в
общем-топочтии незаметно,все помелочам, тут несколькостежков,там
купить кое-что к ужину, а все вместе исоздает семейныйочаг; поцелую твои
пальцы -губамипочувствую, что ты шила... А как онахороша, когда подает
ужин!Ужин-то, правда,скромный, на немецкий лад,зато сама! Головка ее в
тени абажура,толькоруки красивоиласководвигаются взолотомкруге
домашней лампы. Вздумай я поцеловать ее в сгиб локотка -отдернется, может,
даже покраснеет - это ведь неприлично. Поэтомуятолько искоса поглядываю,
какие у нее добрые женские руки, и вполголоса похваливаю ужин.
Мы тогда еще не хотели иметь детей. Она говорила - здесь слишком дымно,
это нездороводля детских легких.Давно ли была она ничегоне понимающей,
возвышеннобеспомощнойкуколкой?Ивоттакаярассудительная, спокойная
женщиназнает все,что нужно. Она спокойна иласковадажев супружеской
любви,-будтои тут подаетужин своими красивыми,обнаженными полокоть
руками.Она слышала или читала где-то, чтотуберкулезные бывают неистовы в
любви; потомуи у меня с беспокойством ищет признаки чего-то такого, что ей
кажется излишней страстностью. Порой хмурится: нельзя тебе так часто. Да что
ты, дорогая,почему?А онадружески смеется,шепчетнаухо: потому что
завтра будешь рассеяннымна работе, и это нездорово. Спи, спи. Я притворюсь
спящим, а она с серьезным, озабоченнымвидом уставится в темноту и думает о
моем здоровье, о моей карьере. Бывает - не знаю, как сказать...бывает, мне
страшно хочется,чтоб не думала она толькообо мне; это ведь недляменя
одного, милая, это ведь и для тебя! Ах, если б ты прошептала мне на ухо: как
я тосковала по тебе, мой единственный! И вот - она спит, а я нет, думаю, как
мнес нейхорошо и безопасно- никогда уменя не былотакогонадежного
друга.
То было славное, доброе время;была у менятяжелая, серьезная работа,
на которой ямог показать себя, и был дом - опять этакий замкнутый мир, мир
только длянас двоих. Мы -это уже нестанция,нелюди, связанные общей
работой, мы -это только двое,жена и я. Наш стол, нашалампа, нашужин,
нашапостель;иэто"наше" - какласковыйсвет, падающийнадомашние
предметы, делая их иными, прекраснееи неповторимее любых других. Посмотри,
дорогой,как хороши были бы у насэти занавески, правда? Так вот,значит,
какразвиваетсялюбовь: прежденамдостаточно присвоить другдруга, это
единственно важнодля нас на свете, а присвоив душуи тело другого, начали
мыприсваиватьи предметы длянашегомаленькогомира, и насбесконечно
радует,когдамыможемсделатьнашим еще что-нибудьновое, мы сочиняем
планы, как быустроить так, чтоб этогонашегонебывалого было побольше. Я
вдругобнаружилв себе небывалое пристрастие к собственности; мне радостно
быть хозяйственным,экономить, откладывать грошик к грошику,-ведь все это
длянас, и в этом мой долг.