Она подолгу оставалась у княжны. Раз, под вечер, слуга кограде
домаподвелкрасивую,наемнуюкарету.Изворот,укутаннаяголубою
мантильей, пошатываясь, вышла и села в карету женщина.
- Княжна! - сказал я Христенеку. - Надо выследить, куда поедет.
Мы крикнули извозчика и поехали следом. Карета с опущенными занавесками
быстро понеслась переулками, выехала на корсо и остановилась убанкирской
конторы Дженкинса. Было ясно: магический ключ графского кредитиваотпирал
доступ к доверчивой, смелой красавице.
11
Прошла еще неделя. От княжны не было известий. Я несколькопростудился
и сидел дома; ходивший же наблюдать Христенек объявил с досадой, чточуть
ли нас преважно не провели: княжна не думала собираться в Болонью.
Она, как узнал соглядатай, расплатилась с долгами. Кредиторы и полиция,
грозившие ей арестом, успокоились и более ее неосаждали.ДомЖуянина
диво преобразился. У его ворот, днем и по вечерам, толпились экипажи. Штат
княжны снова увеличился.ОназанялаобаярусаобширногодомаЖуяни,
накупила нарядов, по-прежнему выезжала, посещала гулянья, галереи картин и
редкостей, принимала гостей и держала открытый стол. Кстати, вэтовремя
Рим был особенно оживлен: в нем происходили выборы нового папы,наместо
умершего Климента XIV.
Салонкняжныповечерамнавещалиизвестныеживописцы,музыканты,
писатели и духовная знать. Незнакомка в черном платье в это время почти не
показывалась. Я однажды только видел ее у ворот дома Жуяни.Встретясьсо
мной, она отвернулась с досадой и, как мне померещилось, произнесла как бы
что-то по-русски. Я рассмотрел только ее золотистые,ссильноюпроседью
волосы и гневом пылавшие, серые, еще красивые глаза.
Из окон княжны слышались по временам звуки арфы, на которой онавесьма
искусно играла; толпа уличных зевак и оделяемых щедрою милостынею нищих до
поздней ночи стояла у сквозной ограды ее дома, глазея водвориоглашая
криком и рукоплесканиями пышные, с кавалькадами, выезды княжны.
Я выздоровел и лично видел, какснова,товкрасивыхэкипажах,то
верхом на бешеных скакунах, она носилась по площадям и улицам, по-прежнему
беспечна, нарядна и весела. Я невольно радовался за бедную,которой,как
женщине, через меня былаоказанатакаяподдержка.Однобылодосадно:
приставленный мне в помощь Христенек начинал намекать как бы нанедоверие
графа ко мне.
Римзаговорилокрасивойгостье,каконейговорилиВенецияи
изменившая, под конец даже ей враждебная, Рагуза. Христенек проведал,что
банкирДженкинсотсчиталей,отимениграфаОрлова,десятьтысяч
червонцев.Ожившаякрасавицамоталаполученныеденьгисбезумною
расточительностью,непомышляя,чтоимкогда-нибудьнастанетконец.
Однажды и я был приглашен на еевечер.Княжнаказаласьпышнымсолнцем
среди окружающих ее звезд. Она играла на арфе с таким чувством, что ябыл
глубоко тронут.Оботъезде,однако,необъяснила,алишьмимоходом
сказала:
- Будьте покойны, все устроится.
Оботъезде,однако,необъяснила,алишьмимоходом
сказала:
- Будьте покойны, все устроится.
По совету Христенека, дня через два,яписьменнонапомнилкняжнео
графе. Ответа долго не было. Мы терялись в догадках; новотоднаждымне
подалиотнеезапискусприглашениемнасвиданиевцерковь
Санта-Мария-делли-Анджели.
Был вечер. Я тихо вошел в полуосвещенную,пропитаннуюзапахомладана
церковь. Свечи уиконкое-гдемерцали.Таинственнаятишинанаполняла
пустынный сумрак колонн и молелен. В наиболееуединенномместе,скрытая
выступом боковой молельни, с книжкой в руке, стоялавбархатной,модной
накидке, под вуалью, стройная, худощавая особа. Я узнал княжну.
- Желание добра и всехблагмоемуотечеству,России,ивсеммоим
будущим подданным, - сказала она, склоняясь над молитвенником,-вомне
так сильно, что я решилась и принимаю приглашение графа.Преждеонменя
пугал, я ему не верила,теперьверю.Видите,ясдержаласлово:моим
друзьям я объявила, чтопокидаюсветинавсегдауезжаювотдаленный
монастырь, где постригусь... Вам скажу другое.
Она помедлила, как бы собираясь с силами.
- Завтра я еду, - произнесла она с некоторою торжественностью, - только
не в монастырь, а с вами к графу Орлову. Вы не предадите меня, не измените
мне?
Я молча поклонился. Что я мог ей ответить - я, верный слуга государыни?
Взор княжныпылалвосторгом,надеждами;внемнебылоколебанийи
сомнений: передо мной стояла глубоко убежденная женщина, жалость к которой
невольно охватывала меня.
- Итак, до завтра! в путь...
"Ну, слава богу! - подумал я. - Граф теперь ее отговорит, устроит ее".
Она крепко сжала мне руку, хотела еще что-то сказать и быстро вышла.Я
также направился к порогу церкви. От урны с святой водой отделилась другая
женщина. Она преградила мне дорогу. Я узнал в ней особу в черном, ходившую
в дом Жуяни.
- Концов! - шепнула она с негодованием, по-русски,отталкиваяменяв
сторону, за колонны. - Вы... вы предатель?
- Как можете вы так говорить? Кто вы? - спросил я. - Есливырусская,
назовите себя.
- Вам дела нет до моего имени; но вы в заговорепротивэтойособы...
уговорили ее ехать... ее тянут в западню, - шептала, по-русски, в волнении
незнакомка, сжимая мне руку.-Клянитесь...иливыизверг,такойже
злодей, как те, что научили погубить другого, такого женеповинного...в
Шлиссельбурге...
Мне вспомнились рассказы бабушки о кровавой драме Мировича.
- Успокойтесь, - сказал я, - перед вами честныйчеловек,офицер...я
исполняю свой долг и убежден,чтокняжнуожидаеттолькоулучшениеее
судьбы.
Незнакомка молча указала мне на образ богоматери.
- Повторяю, - прошептал я, - княжна в безопасности; ее доля переменится
к лучшему.
Она выпустила мою руку, склонилась и тихо вышла из церкви.