Он
свел меня в каюту, обещал заплатить лодочнику, но длябезопасностивелел
поднять его на борт с лодкой и дал знакготовитьсякподнятиюякоряи
парусов. Ночью шкуна двинулась. Ветер был свежий, попутный, икутрумы
были от Стамбула далеко. Моего перевозчикаотпустилиобратногде-тона
пути.
Мулла,очевидно,долгоспал.Погонинебыло.Лодочник,получив
обещанное и вдобавок - платье муллы, в котором ябежал,поневоледолжен
был молчать. Французы дали мне подходящую одежду, весьма щедро снабдилив
складчину деньгами и любезно предлагали мне высадиться на первый русский в
итальянских водах корабль.
От капитана шкуны я, между прочим, по пути узнал, чтозанимавшаяменя
таинственная российская княжна была в то времяуженевВенеции,ау
турецких берегов, в Рагузе,тоестьвДубровнике,мимокоторогонам
приходилось плыть. Я просил высадить меня там. Французы отговаривали меня,
указывая на опасность очутиться снова близ турок; я настаивал на своем.
Отблагодарив моих добрых спасителей, нехотевшихдажевзятьсменя
расписки в данной мне ссуде,ястрепетомступилнаберегРагузской
республики, где вскоре осведомился и о занимавшей меня особе.
Таинственная княжна уже владела умами всего города. Толков быломного.
В гостинице, где я остановился, проживали некоторыеизпольскихииных
особ ее многочисленной свиты. Эти господа сперва менядичились,смотрели
недоверчиво; но, узнав, кто я, ипредуведомленные,что,радуясьсвоему
спасению, я немедленно направлюсь к эскадре графа Орлова, они охотно и без
стеснений сталимнерассказыватьопринцессеидажепредложилимне
устроить у нее аудиенцию.
- Но кто же она и где досихпорпроживала?-спросилясвитских
княжны.
- Она родная дочь вашей покойной императрицы Елисаветыотеетайного
брака с графом Разумовским, - отвечали мне, - вдетствебылаувезенак
границам Персии, потом подчужимиименамипроживалавКиле,Берлине,
Лондоне и в других городах. В Париже именовалась принцессой Азовской, dame
d'Azov, в Германии и здесь,вРагузе,именуетсяпринцессойПиннеберг.
Сообразите, ведьэтовашацарицаЕлисаветаВторая-кровьвеликого
Петра... Немецкие и иные принцы сваталисьзанее;французскийдворей
здесь устроил помещение в доме своего консула и готовейоказатьвсякую
поддержку.
Смутили меня эти вести.
"Киль, Берлин! - думал я. - Киль - в Голштинии; он играл такуюрольв
судьбе дочерей ВеликогоПетра:бывшейтамзамужемАнныиЕлисаветы,
выписавшей себе оттуда наследника, Петра Третьего.НеужеливПетербурге
этому не придают значения? и что у нас предпримут, если дознаются отакой
претендентке?"
Поляки меня повели к графине Пиннеберг.
Япринарядился,обрилкакследуетбородуиусы,напудрился,
припомадился,завился.
Менярадушновстретиливдомеграфини.Ее
гофмаршал, барон Корф, ввел меня сцеремониейвееприемныйсалон.Я
оглянулся: просторная комнатабылаобитаголубымштофом,мебельбыла
покрыта розовым атласом. Не успел я опомниться, раздались шагиивеселый
сдержанный говор.
В приемную вошла княжна Елисавета, окруженная нарядною свитой. Послея
узнал, что это были:знаменитыйвтовремя,ееблизкийдруг,князь
Радзивилл,прозванием"пане-коханку",-всинембархатномкафтане,
усыпанном алмазами, рядом с ним - его сестра, красавица графиня Моравская,
и княгиня Сангушко; за ними - в пунцовом с золотом кунтуше граф Потоцкий -
глава сплотившейся против нас польской конфедерации; поодальнадменныйи
богатый староста Пинский, граф Пржездецкий, возле него-влиятельныйиз
молодежи-конфедератов, рубака и дуэлист Чарномский инесколькоизвестных
радзивилловских офицеров. Потоцкий и Пржездецкий были в лентах и звездах.
Княжна, как я приметил, была одета в тафтяном палевом с золотом платье,
род амазонки, с флеровой, поверх нее выкладкой, в белойкруглойшляпес
черными страусовыми перьями,врозовоймантилье,отделаннойпокраям
блондами, с крошечными, в дорогой оправе, пистолетами у пояса и схлыстом
в руке. Она собиралась на прогулку верхом.
Польские гордые магнаты говорили княжне "ваше высочество", а когдаона
садилась, перед ней стояли и на ее вопросы отвечали, так низко пригибаясь,
будто становились на колени.
Не скрою, меня поразил вид княжны. Я увидел перед собою в полном смысле
обворожительную красавицу -летдвадцатитрех-четырех,роставыше
среднего, статную, из себя стройную, сухощавую,спышнымисветло-русыми
волосами, белолицую, с ярким румянцем и в веснушках,которыетаккней
шли. Глаза у нее были карие, открытыеибольшие,аодинслегка,чуть
заметно,косил,чтопридавалоееоживленномулицуособое,лукавое
выражение. Но что главное, я в детстве и в возрасте хорошо насмотрелсяна
портреты покойной императрицы Елисаветы Петровныи,взглянувтеперьна
княжну, нашел, что она с покойницей значительно схожа.
Моесмущениерадостнозаметили.Княжналасковосказаламне
по-французски несколько приветливых слов, допустила меня к своейрукеи,
кончив церемонный, по этикету, прием, взглядом отпустила свою свиту, а мне
указала стул. Мы остались наедине.
5
После некоторого обмена мыслей - мы говорилипо-французски,причему
княжны иногда вырывались и итальянские восклицания, - обамывпонятном
смущении замолчали.
- Вы русский офицер, моряк? - спросила меня княжна.
- Так точно, ваша... ваша светлость, - ответиля,незная,какбыл
должен ее именовать.
- Мне известно,выотличились,вашеимяпрогремелоприЧесме,-
продолжала она. - Вы, наконец, так долго страдали в плену.
Я, смешавшись, молчал, она тоже.