Навещая
друга, они участвуют в его празднестве, они усаживаются вокруг него в кружок
и, беседуя онасущных заботах, о своих тревогахи трудах, говорят, потирая
руки и набивая табачок в трубку: "До чего приятно посидеть у огонька!"
Нонетбольшеогня, чтобыямог поверить внежность.Нетбольше
промерзшей комнаты,чтобы я мог поверить в подвиг. Я пробуждаюсьотсвоих
грез. Естьтолько абсолютная пустота. Есть толькоглубокаястарость. Есть
только голос, голос Дютертра, упорствующего в своей невыполнимой просьбе:
- Дайте-ка левой ноги, господин капитан...
XII
Яисправновыполняю свою работу. Несмотряна точтомы-экипаж,
обреченный на поражение. Я погружен в атмосферу поражения. Поражение сочится
отовсюду, и признак его я даже держу в руке.
Рукоятки сектора газа замерзли. Я вынужден идти на полном режиме. И вот
эти два куска железа ставят меня перед неразрешимыми проблемами.
Намоем самолете предел увеличения шагавинтов сильно занижен. Если я
буду пикировать на полном газу,мне вряд лиизбежатьскорости,близкой к
восьмистам километрамв час, ираскрутки винтов. А раскрутка винтовможет
привести к разрыву вала.
В крайнем случае я мог бывыключить зажигание.Нотогдая пойдуна
неизбежнуюаварию.Эта авария приведет ксрыву задания,и,возможно,к
потере самолета. Не всякая местность пригодна для посадки машины, касающейся
земли на скорости сто восемьдесят километров в час.
Значит, во что бы тонистало надо освободить рукоятки. После первого
усилия мне удается одолеть левую. Но правая все еще не слушается.
Теперь я мог быснизиться на допустимойскорости, убавив обороты хотя
бы одного, левого мотора, которым я могу управлять. Но если я уменьшучисло
оборотов левого мотора, мне придетсякомпенсироватьбоковую тягуправого,
котораянеизбежнобудетразворачиватьмашинувлево.Мненадоэтому
противодействовать.Апедали, посредствомкоторых этодостигается,тоже
совершеннозамерзли.Значит, я лишен возможности что-либокомпенсировать.
Если я убавлю обороты левого мотора, то войду в штопор.
Итак,мненичего не остается,как пойтинариск и превысить предел
числаоборотов,за которым теоретически возможен разрыв вала.Тритысячи
пятьсот оборотов: угроза разрыва.
Всеэто бессмысленно. Все неисправно. Наш мирсостоит из множества не
пригнанныхдругк другушестеренок. Иделоздесь не в механизмах,ав
Часовщике. Не хватает Часовщика.
Мы воюем уже девятьмесяцев, а намдо сих порнеудалосьдобиться,
чтобызаводы, выпускающиепулеметы и системы управления, приспособили их к
условиям большой высоты. И происходит это не из-за нерадивости людей. Люди в
большинствесвоемчестныидобросовестны.Ихинертностьпочтивсегда
следствие, а не причина бесплодности их усилий.
Этабесплодность гнетет нас всех, словнорок.
Мы воюем уже девятьмесяцев, а намдо сих порнеудалосьдобиться,
чтобызаводы, выпускающиепулеметы и системы управления, приспособили их к
условиям большой высоты. И происходит это не из-за нерадивости людей. Люди в
большинствесвоемчестныидобросовестны.Ихинертностьпочтивсегда
следствие, а не причина бесплодности их усилий.
Этабесплодность гнетет нас всех, словнорок.Она гнетет пехотинцев,
вооруженных штыкамипротивтанков. Онагнетет летчиков, которые сражаются
одинпротивдесяти.Онагнететдаже тех,комуследовало бы заниматься
модернизацией пулеметов и систем управления.
Мы живем в слепом чреве администрации. Администрация -это машина. Чем
она совершеннее,тем меньше она оставляет места для вмешательства человека.
Прибезупречнодействующейадминистрации,гдечеловекиграетроль
шестеренки,еголень, недобросовестность, несправедливость никакне могут
проявиться.
Но,подобномашине,построеннойдлятого,чтобыпоследовательно
производить раз навсегда предусмотренные движения, администрация не способна
действоватьтворчески.Онаприменяеттакое-тонаказаниектакому-то
проступку,отвечает таким-торешениемнатакую-то задачу.Администрация
создана не длятого, чтобы решать новые задачи. Если в штамповальный станок
закладывать куски дерева, он не начнет выпускать мебель.Чтобы приспособить
его к этому, человек должен иметь право его переделать.Но в администрации,
созданнойдлятого,чтобыпредотвращатьнежелательноечеловеческое
вмешательство, шестеренки отвергают волю человека. Они отвергают Часовщика.
Ясостоювгруппе2/33сноября. Как толькояприбыл,товарищи
предупредили меня:
- Теперь будешь болтаться над Германией без пулеметов и без управления.
И в утешение прибавили:
- Неволнуйся. Это не меняет дела:истребители всеравно сбивают нас
прежде, чем мы успеваем их заметить.
Ивотвмае,спустяполгодапослеэтогоразговора,пулеметыи
управление продолжают замерзать.
Явспоминаюизречение,древнее, как моя страна: "Когда кажется,что
Франция ужепогибла,ееспасает чудо". Я понял,почему это так.Бывало,
страшнаякатастрофаприводилавнегодностьнашупревосходную
административную машину,и становилось ясно, чтопочинитьееневозможно.
Тогда, за неимением лучшего, ее заменяли простыми людьми. И эти люди спасали
все.
Когдавражеская бомбапревратит министерство авиациивгруду пепла,
срочно призовут первого попавшегося капрала и скажут ему:
-Вампоручаетсясделатьтак, чтобыуправлениене замерзало.Вам
предоставляются неограниченные полномочия.