Делайте что угодно. Но если через
двенеделионо по-прежнему будет замерзать, вы пойдетена каторгу. Тогда,
быть может, управление оттает.
Ямогу привести сотнипримеров такого порочногоадминистрирования. В
одномизсеверныхдепартаментовкомиссииинтендантствареквизировали
стельных коров и превратилибойнив кладбищетелят, ещеневышедшихиз
материнскойутробы.Ниодинвинтикэтоймашины,ниодинполковник
интендантской службынемог действовать иначе, чем в качестве винтика. Все
ониподчинялисьдругомувинтику-каквчасовоммеханизме.Всякое
неповиновениебылобесполезно.Поэтомукактолькомашинаначала
разлаживаться,онапринялась вовсюзабиватьстельных коров. Пожалуй, это
было еще наименьшее зло.Окажись повреждение более серьезным, та же машина,
чего доброго, стала бы забивать интендантских полковников.
Я домозга костей подавлен этимвсеобщим развалом. Но так как сейчас,
по-видимому, не стоит губить одиниз моих моторов, я еще раз наваливаюсь на
правуюрукоятку. Обозлившись, нажимаю изо всехсил. И тут же отпускаю.От
напряжения у меня опять закололо в сердце. Право же, человек не приспособлен
кфизическимупражнениямнавысотедесятьтысячметров.Ячувствую
приглушеннуюболь,словноукорсовести,неожиданнопробудившейся среди
глубокого сна всего тела.
Моторы пусть разваливаются, если им такхочется. Мне на них наплевать.
Ястараюсь вздохнуть. Кажется, мненикогданеудастсявздохнуть, если я
позволюсебеотвлечься.Явспоминаю мехи, которымив старинураздували
огонь.Я раздуваюсвой огонь.Имне оченьхочется убедить его, чтобы он
снова "занялся".
Чтожеятак непоправимо испортил?На высотедесятьтысячметров
слишкомрезкоефизическое усилиеможетвызватьразрыв сердечноймышцы.
Сердце - вещь оченьхрупкая. А служить оно должно долго. Глупо рисковать им
ради такой грубойработы. Это все равночтожечьалмазы ради того, чтобы
испечь яблоко.
ХIII
Этовсе равно чтосжечь насеверевседеревни, хотя, уничтожив их,
нельзядажеинаполднязадержать наступлениенемцев. Ивсе-такиэти
бесчисленные деревни, эти старинные церкви, этистаринные дома,со всем их
грузом воспоминаний, с натертыми доблеска ореховыми паркетами, с добротным
бельем в шкафах и кружевными занавесками, которым до сих порне было сносу,
- я вижу, как все это от Дюнкерка до Эльзаса охвачено пламенем.
"Охвачено пламенем" - сказано слишком сильно: когда наблюдаешь с высоты
десятьтысячметров,наддеревнями,какинадлесами,видентолько
неподвижныйдым,что-товродебеловатогостудня.Огонь превращаетсяв
скрытое сгорание. На высоте десять тысяч метроввремя словно замедляет свой
бег,потомучто никакого движения нет.
На высоте десять тысяч метроввремя словно замедляет свой
бег,потомучто никакого движения нет. Неттрескапламени,нетгрохота
падающих балок, нет вихрей, черного дыма. Нет ничего,кроме этойсероватой
мути, застывшей в янтаре.
Исцелят ликогда-нибудьэтотлес? Исцелят ли этудеревню?Стакой
высоты кажется, что огонь снедает их медленно, как болезнь.
По этому поводуможно многое сказать. "Мы не будем щадить деревни".Я
слышал эти слова. И слова этибыли необходимы. Во времявойны деревняэто
уже не средоточие традиций.В руках врага она превращаетсяв жалкуюдыру.
Всеменяет смысл.Кпримеру,этистолетние деревья осеняливашстарый
родительскийдом.Ноонизаслоняютполеобстреладвадцатидвухлетнему
лейтенанту. И вот он отряжаетвзвод солдат,чтобы уничтожить этотворение
времени.Радидесятиминутной операции он стирает слица земли тристалет
упорного труда человека и солнечных лучей, триста лет культа домашнего очага
и обручений под сенью парка. Вы говорите ему:
- Мои деревья!
Он вас не слышит. Он воюет. Он прав.
Носейчас жгут деревни ради игры в войну,радиэтого рубятпарки, и
жертвуют летными экипажами,и посылают пехотупротив танков.И становится
невыразимо тошно. Потому что все это не имеет смысла.
Враг уяснил себе одну очевидную истину ипользуетсяею. Люди занимают
немного места на необъятных просторах земли. Чтобы построить солдат сплошной
стеной,ихпотребовалосьбыстомиллионов.Значит,промежуткимежду
войсковыми частями неизбежны. Устранитьих, как правило, можно подвижностью
войск, но для вражеских танков слабо моторизованная армия как бы неподвижна.
Значит,промежуток становитсядля нихнастоящейбрешью.Отсюдапростое
тактическоеправило: "Танковая дивизиядействует, как вода.Она оказывает
легкое давлениенаоборону противника и продвигаетсятолько там,гдене
встречает сопротивления". И танки давят на линию обороны. Промежутки имеются
в ней всегда. Танки всегда проходят.
Этитанковые рейды, воспрепятствовать которым за неимением собственных
танков мыбессильны,наносят непоправимый урон, хотя на первыйвзгляд они
производятлишьнезначительные разрушения(захват местныхштабов,обрыв
телефонныхлиний,поджог деревень).Танки играют роль химических веществ,
которыеразрушаютне сам организм, а егонервы и лимфатические узлы. Там,
гдемолниейпронеслись танки,сметая все на своем пути, любая армия, даже
еслисвиду онапочти не понесла потерь, уже пересталабытьармией. Она
превратилась в отдельные сгустки. Вместо единогоорганизма осталисьтолько
не связанные друг с другом органы. А между этими сгустками, - как бы отважны
нибылисолдаты,- противник продвигаетсябеспрепятственно. Армия теряет
боеспособность, когда она превращается в скопище солдат.
Технические средства не создаются за две недели. Ни даже... Мы не могли
не отстать в гонке вооружений.