.. да... все.
Я тоже стреляю.Интересно, куда летятвсе эти пули, которыми мы почем
зря поливаем родные просторы. Они никогда никого не убивают. Земля велика.
Итак, я живу содержанием каждой минуты.Я испытываю страх не в большей
степени,чем зреющий плод. Разумеется,условия моего полетаизменяются. И
условия изадачи. Но я сам вовлеченвизготовление этогобудущего. Время
понемногу лепит меня. Ребенок неприходитв ужас оттого,что он терпеливо
готовит в себестарика. Он- ребенок, и ониграет в своидетские игры. Я
тожеиграю.Ясчитаюциферблаты,переключатели,кнопки,рычагимоего
царства.Янасчитал сто трипредмета,которыенадопроверять,тянуть,
поворачиватьилинажимать. (Я, правда,чуточку сплутовал, сосчитав за два
предмета боевой спуск моих пулеметов: там есть ещепредохранитель.) Вечером
я удивлю фермера, у которого квартирую. Я спрошу его:
- А вы знаете, сколько теперь у летчика приборов, за которыми он должен
следить?
- Откуда же мне знать?
- Ну все-таки, назовите какую-нибудь цифру.
Какой он неучтивый, мой хозяин.
- Назовите любую цифру!
- Ну, семь.
- Сто три!
И я буду доволен.
Моеспокойствие объясняется еще и тем, что все приборы, громоздившиеся
вокруг меня, заняли свои места иобрели смысл.Все эти потроха из трубок и
проводовпревратилисьвсетькровообращения.Мойорганизмсроссяс
самолетом.Самолетсоздает мнеуют:яповорачиваю переключатель, имоя
одежда и кислород начинают обогреваться. Впрочем, кислород ужеперегрелся и
обжигает нос. Сам кислород тоже подается взависимости от высоты при помощи
весьмасложного прибора. Меня питает моя машина. До вылета это казалось мне
непостижимым, а теперь, когда сама машина кормит меня грудью,я испытываю к
ней нечто вроде сыновнейпривязанности.Нечто вроде привязанности грудного
младенца. Что касается моего веса, то он распределился по точкам опоры.Три
слояодежды, тяжелый парашют за спиной давятнасиденье. Огромные меховые
сапоги упираются в педали. Руки в толстых жестких перчатках, такие неуклюжие
наземле,легкоуправляютштурвалом.Управляютштурвалом...Управляют
штурвалом...
- Дютертр!
- ...тан?
- Быстро проверьте контакты. Я слышу вас с перерывами. Вы меня слышите?
- ...шу... вас... тан...
- А ну-ка, встряхните свое хозяйство! Вы слышите меня?
Голос Дютертра снова становится ясным:
- Слышу вас отлично, господин капитан!
- Ну так вот: сегодня управление опять замерзает, штурвал ходит туго, а
педали совершенно заело!
- Веселенькая история. А высота?
- Девять тысяч семьсот.
- Температура?
- Сорок восемь ниже нуля. Кислород у вас в порядке?
- В порядке, господин капитан.
Кислород у вас в порядке?
- В порядке, господин капитан.
- Стрелок, кислород в порядке?
Нет ответа.
- Стрелок!
Нет ответа.
- Дютертр, вы слышите стрелка?
- Не слышу, господин капитан...
- Вызовите его!
- Стрелок! Эй, стрелок!
Нет ответа.
Но прежде чем пойтинаснижение,ярезковстряхиваю самолет, чтобы
разбудить стрелка, если он заснул.
- Господин капитан?
- Это вы, стрелок?
- Я... гм... да...
- Вы что, не вполне в этом уверены?
- Уверен!
- Почему вы не отвечали?
- Я проверял передатчик. Я отключался!
- Балбес! Надо предупреждать! Я чуть непошелнапосадку: думал,вы
умерли!
- Я... нет...
-Верюнаслово.Нобольшенеустраивайтемнетакихштук!
Предупреждайте, черт побери, прежде чем отключаться!
- Слушаюсь, господин капитан. Буду предупреждать.
Дело в том,что организм не сразу ощущает нарушение подачикислорода.
Наступаетлегкоезабытье,черезнесколькосекунд-обморок,ачерез
несколькоминут- смерть.Поэтомупилотвсевремядолженследитьза
поступлением кислорода и за самочувствием экипажа.
И я пощипываю трубку своей маски,чтобыносомощутитьтеплую струю,
несущую жизнь.
Словом, язанимаюсьсвоимремеслом.Яне испытываюничего,кроме
физическогоудовольствия от насыщенныхсмыслом, самодовлеющих действий.У
меня нетниощущениявеликой опасности (снаряжаясьв полет, я волновался
куда сильнее), ни такого чувства, будто я исполняю великий долг. Битва между
Западоминацизмом сводится сейчас, в пределах моих действий, к управлению
рукоятками, рычагами и краниками. Так и должно быть. Любовь ризничего к Богу
сводится к любви зажигать свечи. Ризничий размеренным шагом ходит по церкви,
которойон не замечает, и доволен, что канделябры у него расцветают один за
другим. Когда все свечи зажжены, он потирает руки. Он гордится собой.
Я тоже великолепно отрегулировал шаг винтов и держу курс с точностью до
одного градуса. Это должно восхищать Дютертра, если только он поглядывает на
компас...
- Дютертр... я... курс по компасу... правильно?
- Нет, господин капитан. Чересчур отклонились. Возьмите вправо.
Вот досада!
- Пересекаем линию фронта, господин капитан. Начинаю съемку. Чтоу вас
на высотомере?
- Десять тысяч.
VI
- Капитан... курс!
Точно. Яотклонилсявлево. Это не случайно... Меня отталкиваетгород
Альбер. Я угадываю его, хотя он очень далеко впереди. Но он уже давит на мое
теловсейтяжестьюсвоей"заведомонеодолимойпреграды".