Наконец ты засыпал, сознание угасало,но с
твоимпробуждениеми онотоже возрождалось ивновь обреталовластьнад
изломанным, измятым, обожженным телом. Так, значит, наше тело лишь послушное
орудие, лишь верный слуга. И ты гордишься им, Гийоме, и эту гордость ты тоже
сумел вложить в слова:
- Яведьшел голодный, так что, сам понимаешь,на третий день сердце
начало сдавать... Ну ивот, ползу я по круче, подо мной- обрыв, пропасть,
пробиваювснегуямку, чтобы сунуть кулак, и на кулаках повисаю - и вдруг
сердцеотказывает.То замрет, то опятьработает. Да неуверенно,неровно.
Чувствую -помешкайоно лишнюю секунду,иясвалюсь. Застылнаместе,
прислушиваюсь -как оно там, внутри? Никогда, понимаешь, никогда в полете я
так всем нутром не слушал мотор, как в эти минуты- собственное сердце. Все
зависело от него. Яего уговариваю -а ну-ка, еще разок! Постарайся еще...
Носердцеоказалосьпервыйсорт.Замрет-апотомвсеравноопять
работает... Знал бы ты, как я им гордился!
Задыхаясь,тынаконецзасыпал.А я сиделтам,в Мендосе, утвоей
постелии думал: еслизаговорить с Гийоме о его мужестве, он только пожмет
плечами.Нои восхвалять егоскромностьбылобыложью.Онвышеэтой
заурядной добродетели. А пожмет плечами потому, что умудрен опытом. Он знает
- люди, застигнутые катастрофой, уже не боятся. Пугает только неизвестность.
Но когда человекужестолкнулся с неюлицом к лицу,онаперестаетбыть
неизвестностью. А особенно - если встречаешь ее вот так спокойно и серьезно.
Мужество Гийоме рождено прежде всего душевной прямотой.
Главноеегодостоинствоневэтом.Еговеличие-всознании
ответственности. Он в ответе за самого себя, за почту, за товарищей, которые
надеются на его возвращение. Их горе или радость у него в руках. Он в ответе
за всеновое, чтосоздается там, внизу, у живых, ондолжен участвоватьв
созидании. Онв ответе за судьбы человечества - ведь они зависяти отего
труда.
Ониз техбольших людей,что подобны большим оазисам, которыемогут
многоевместитьи укрытьвсвоейтени.Быть человеком -этои значит
чувствовать, чтотыза всев ответе. Сгорать от стыда за нищету, хоть она
как будто существует и не по твоей вине. Гордиться победой, которую одержали
товарищи. И знать, что, укладывая камень, помогаешь строить мир.
Итакихлюдейставят наоднудоску стореадорами или сигроками!
Расхваливают ихпрезрение ксмерти. А мне плеватьна презрениек смерти.
Есликорни егоневсознании ответственности, оно -лишь свойство нищих
духом либо чересчур пылких юнцов. Мне вспоминаетсяодин молодой самоубийца.
Уж не знаю, какаянесчастная любовь толкнула его наэто, но он старательно
всадилсебепулювсердце.Не знаю,какомулитературномуобразцуон
следовал,натягиваяперед этим белые перчатки, но помню-вэтом жалком
театральномжестея почувствовалне благородство,а убожество.
Не знаю,какомулитературномуобразцуон
следовал,натягиваяперед этим белые перчатки, но помню-вэтом жалком
театральномжестея почувствовалне благородство,а убожество. Итак,за
приятными чертамилица, в голове, где должен бы обитать человеческий разум,
ничегоне было, ровно ничего.Только образ какой-то глупой девчонки, каких
на свете великое множество.
Этабессмысленнаясудьбанапомниламнедругуюсмерть,поистине
достойную человека. То был садовник, он говорил мне:
-Бывало,знаете,рыхлюзаступом землю,асам обливаюсьпотом...
Ревматизм мучит, ноги ноют, кляну, бывало, эту каторгу начем свет стоит. А
вотнынчекопалсябы икопалсяв земле. Отличноеэто дело! Таквольно
дышится! И потом, кто теперь станет подстригать мои деревья?
Он оставлял возделанную землю. Возделанную планету. Узы любви соединяли
его со всеми полями и садами, со всеми деревьями нашей земли. Вот кто был ее
великодушным,щедрымхозяиномивластелином.Вот кто,подобноГийоме,
обладал истинным мужеством, ибо он боролся со смертью во имя Созидания.
III. САМОЛЕТ
Не втомсуть,Гийоме, что твое ремесло заставляеттебя день и ночь
следитьза приборами, выравниваться погироскопам, вслушиваться вдыхание
моторов, опираться на пятнадцать тонн металла; задачи, встающие перед тобой,
в конечном счете - задачи общечеловеческие, и вот ты уже равен благородством
жителю гор.Нехужепоэта ты умеешьнаслаждаться утренней зарей. Сколько
раз,затерянный вбездне тяжкихночей, тыжаждал,чтобы там,далеко на
востоке, над черной землей возник первый слабый проблеск, первый сноп света.
Случалось, ты ужеготовился к смерти, но вомраке медленно пробивался этот
чудесный родник - и возвращал тебе жизнь.
Привычка ксложнейшим инструментам не сделала тебя бездушным техником.
Мне кажется, те, кого приводит в ужасразвитие техники, не замечают разницы
междусредствомицелью.Да,верно,кто добивается лишьматериального
благополучия, тот пожинает плоды, ради которых не стоит жить. Но ведь машина
не цель. Самолет - не цель, он всего лишь орудие. Такое же орудие, как плуг.
Нам кажется, будто машинагубитчеловека,-но, бытьможет, просто
слишком стремительно меняетсянашажизнь, и мы ещене можем посмотреть на
эти перемены со стороны.По сравнению с историей человечества, аей двести
тысячлет,столетисториимашины- такая малость!Мыедваначинаем
осваиваться средишахти электростанций.Мыедва начинаем обживатьэтот
новый дом, мы его даже еще не достроили. Вокругвсе такбыстро изменилось:
взаимоотношениялюдей, условиятруда,обычаи.Да инашвнутренниймир
потрясендосамого основания. Хоть и остались слова - разлука, отсутствие,
даль,возвращение,-ноихсмыслсталиным.Пытаясьохватитьмир
сегодняшний,мы черпаем изсловаря, сложившегося в миревчерашнем.