Планета людей - Антуан де Сент-Экзюпери 13 стр.


Точно колонны, которые,

возвышаясь надпесками,ещеочерчиваюттеньдавно рухнувшего храма, эти

столбы свидетельствуют, чтонекогдаздесь простиралось, соединяяих, одно

огромное плоскогорье.

Воздушное сообщение между Касабланкой иДакаром только еще начиналось,

наши машины были в те годы хрупки и ненадежны - и, когдамы терпелиаварию

или вылетали напоиски товарищей или навыручку, нередконамприходилось

садитьсявнепокоренныхрайонах.А песокобманчив:понадеешьсяна его

плотность -и увязнешь. Что до древнихсолончаков, с виду они тверды,как

асфальт, и гулко звенят под ногой, но зачастую не выдерживают тяжести колес.

Белая корка соли проламывается - и оказываешьсяв черной зловонной трясине.

Вот почему, когда было возможно, мыпредпочиталигладкуюповерхность этих

плоскогорий - здесь-то не скрывалось никакой западни.

Порукой тому был слежавшийся крупный и тяжелый песок - громадные залежи

мельчайших ракушек. На поверхности плоскогорий они сохранились вцелости, а

дальшевглубь-этовиднобылопосрезу-всебольшедробилисьи

спрессовывались.Всамыхдревнихпластах,воснованиимассива,уже

образовался чистейший известняк.

И вот в ту пору, когда надо было выручать из плена наших товарищей Рена

и Серра, захваченныхнепокорными племенами, я доставил на такое плоскогорье

мавра, посланного для переговоров, и, прежде чем улететь, стал вместе сним

искать,гдебы емусойтивниз. Носо всех сторон нашаплощадка отвесно

обрываласьвбездну крутониспадающими складками, точнотяжелый каменный

занавес. Спуститься было немыслимо.

Надо было лететь, искать более подходящееместо, но я замешкался. Быть

может, это ребячество, но так радостно ощущать под ногамиземлю, по которой

ниразу ещене ступали ничеловек, ни животное. Ни одинараб не взялбы

приступомэтутвердыню.Ни одиневропейский исследователь ещенебывал

здесь. Ямерилшагами девственный, с началавременнетронутый песок. Я

первыйпересыпалвладонях,как бесценное золото, раздробленныевпыль

ракушки. Первым я нарушилздесьмолчание. На этой полярной льдине, которая

от века не взрастила ниединой былинки,я, словно занесенное ветрами семя,

оказался первым свидетельством жизни.

В небе уже мерцала звезда, я поднял к ней глаза. Сотни тысяч лет, думал

я, эта белаягладь открываласьтольковзорам светил.Незапятнанно чистая

скатерть, разостланная под чистыми небесами. Ивдруг сердце у меня замерло,

словнонапорогенеобычайного открытия: на этойскатерти, в каких-нибудь

тридцати шагах от меня, чернел камень.

Под ногами лежалатрехсотметровая толщаспрессованныхракушек.Этот

сплошной гигантский пласт был как самый неопровержимый довод: здесь нет и не

может быть никаких камней. Если и дремлют там, глубоко под землей, кремни-

плодмедленных превращений, совершающихся в недрахпланеты,- каким чудом

один из них могло вынести наэту нетронутую поверхность? С бьющимся сердцем

я подобрал находку- плотныйчерный камень величиной с кулак, тяжелый, как

металл, и округлый, как слеза.

Наскатерть, разостланную под яблоней,может упасть только яблоко, на

скатерть,разостланнуюпод звездами, может падать толькозвездная пыль, -

никогда ни один метеорит не показывал так ясно, откуда он родом.

И естественно,подняв голову, яподумал,что небесная яблонядолжна

была уронить и еще плоды. И я найду их там, где они упали,-ведьсотни и

тысячи лет ничто не могло их потревожить. И ведь не могли они раствориться в

этом песке. Я тотчас пустился на поиски, чтобы проверить догадку.

Она оказалась верна. Я подбирал камень за камнем, примерно по одному на

гектар. Все онибыли точнокаплизастывшей лавы.Все тверды,как черный

алмаз.Ивкраткиеминуты,когдаязамер на вершине своегозвездного

дождемера, предомноюсловноразомпролился этотдлившийсятысячелетия

огненный ливень.

4

Но всегочудесней, чтотам,навыгнутойспине нашей планеты, между

намагниченнойскатертью и звездами, поднялся человеческий разум, вкотором

моготразиться,каквзеркале,этотогненныйдождь.Средиизвечных

напластований мертвой материи человеческое раздумье - чудо. А они приходили,

раздумья...

Однажды авариязабросила меня в сердце песчаной пустыни, и я дожидался

рассвета. Склоны дюн, обращенные к луне, сверкали золотом, а противоположные

склоныоставалисьтемнымидосамогогребня, гдетонкая,четкаялиния

разделяласвет и тень. На этой пустыннойверфи,исполосованноймракоми

луной,царилатишинапрерванных начасработ,а быть может,безмолвие

капкана, - и в этой тишине я уснул.

Очнувшись, я увиделодин лишь водоем ночного неба,потому что лежал я

на гребнедюны, раскинув руки, лицом к этому живозвездному садку. Яеще не

понимал, чтоза глубинымне открылись, между ними и мною не было ни корня,

за которыйможно бы ухватиться, никрыши, ни ветви дерева, и уже во власти

головокружения я чувствовал, что неудержимо падаю, стремительно погружаюсь в

пучину.

Но нет, я не падал. Оказалось, весь я с головы до пят привязан к земле.

И, странноумиротворенный,япредавалсяейвсеюсвоейтяжестью.Сила

тяготения показалась мне всемогущей, как любовь.

Всем теломячувствовал - земляподпираетменя, поддерживает, несет

сквозь бескрайнюю ночь. Оказалось - моя собственная тяжесть прижимает меня к

планете,какнакрутом виражевсейтяжестьювжимаешьсявкабину, и я

наслаждалсяэтойвеликолепнойопорой, такойпрочной,такойнадежной, и

угадывал под собой выгнутую палубу моего корабля.

Я так ясно ощущалэто движение в пространстве, что ничуть неудивился

бы,услыхавизнедр земли жалобный голос вещества,мучимогонепривычным

усилием, стондряхлогопарусника, входящего вгавань, пронзительный скрип

перегруженной баржи.Но земные толщи хранили безмолвие. Но плечами я ощущал

силу притяжения - все ту же, гармоничную, неизменную, данную навека.

Назад Дальше