Тебевовсе незачем перед боемподнимать противника на
смех. Когда надвигается буря, ты говоришь: "Будет буря". Ты видишь, что тебе
предстоит, и готовишься к встрече. Я хорошо помню, как это было, Гийоме, и я
свидетельствую.
Зимойты ушел в рейс через Анды - и исчез, пятьдесят часов от тебяне
было никаких вестей. Я как раз вернулся из глубины Патагонии и присоединился
вМендосе к летчикуДеле. Пять дней кряду мыкружили над горами,пытаясь
отыскать вэтом хаосе хотькакой-то след,нобезуспешно. Чтотутмогли
сделать два самолета! Казалось, и сотнеэскадрилий засто лет необшарить
все это неоглядноенагромождение гор, где иные вершины уходят ввысь на семь
тысячметров. Мыпотеряливсякуюнадежду.Даже местныеконтрабандисты,
головорезы,которыевдолинерадипятифранковидут налюбойриск и
преступление, и те не решилисьвестиспасательныеотрядынаштурмэтих
твердынь."Нам свояшкура дороже, -говорилиони. - Зимой Андычеловека
живым не выпустят". Когда мысДелевозвращалисьвСантьяго,чилийские
должностные лица всякий раз советовалинам отказатьсяот поисков."Сейчас
зима.Если даже ваштоварищ и не разбилсянасмерть, до утра он недожил.
Ночь в горах пережить нельзя, она превращает человека в кусок льда". А потом
я снова пробиралсясредиотвесных стенигигантскихстолпов Анд,и мне
казалось - я уже не ищу тебя, ав безмолвии снежного собора читаю над тобой
последнюю молитву.
Анаседьмойденьямеждувылетами завтракалводном мендосском
ресторане, и вдруг кто-то распахнул дверь и крикнул - всего лишь два слова:
- Гийоме жив!
И все, кто там был, даже незнакомые, на радостях обнялись. Через десять
минут я уже поднялся в воздух, прихватив с собой двухмехаников - Лефевра и
Абри. А ещечерез сорок минут приземлился на дороге, шестым чувством угадав
машину, увозившую тебякуда-то кСан-Рафаэлю. Это была счастливая встреча,
мы всеплакали, мы душили тебя вобъятиях - ты жив,тывоскрес,тысам
сотворил это чудо! Вот тогда ты сказал - иэти первые твои слова были полны
великолепной человеческой гордости:
- Ей-богу, я такое сумел, что ни одной скотине не под силу.
Позжетынам рассказал, как все это случилось. Двое суток бесновалась
метель, чилийские склоны Анд утопали под пятиметровым слоем снега, видимости
не было никакой - и летчики американской авиакомпании повернулиназад. А ты
все-такивылетел, ты искал просвет в сером небе. Вскоре на юге ты нашел эту
ловушку, вышел из облаков - оникончались на высотешести тысячметров, и
над нимиподнимались лишь немногиевершины,а ты достиг шести с половиной
тысяч - и взял курс на Аргентину.
Странноеитягостноечувствоохватывает пилота,которомуслучится
попастьвнисходящеевоздушноетечение.Мотор работает- ивсеравно
проваливаешься. Вздергиваешь самолет на дыбы, стараясь снова набрать высоту,
ноонтеряетскоростьисилу, ивсе-таки проваливаешься.
Опасаясь, что
слишком крутозадрал нос, отдаешь ручку, предоставляешьвоздушномупотоку
снести тебявсторону,ищешьподдержки укакого-нибудьхребта, который
служит ветру трамплином, - ипо-прежнему проваливаешься. Кажется, само небо
падает. Словнотызахвачен какой-то вселенской катастрофой. Отнеенегде
укрыться.Тщетно поворачиваешь назад, туда, где ещесовсемнедавно воздух
был прочной, надежной опорой. Опереться больше не на что. Все разваливается,
весьмиррушится,инеудержимосползаешьвниз,анавстречумедленно
поднимается облачная муть, окутывает тебя и поглощает.
- Я потерял высоту и даже не сразу понял, что к чему, - рассказывал ты.
-Кажется,будто облаканеподвижны,ноэто потому,чтоонивсе время
меняютсяиперестраиваются наодном и том же уровне, и вдругнад ними-
нисходящиепотоки.Непонятныевещитворятсятам,вгорах.Акакие
громоздились облака!..
- Вдруг машина ухнула вниз, яневольно выпустил рукояткуи вцепился в
сиденье, чтоб меня не выбросило из кабины. Трясло так,что ремниврезались
мнев плечии чутьне лопнули. А тут еще стекла залепило снегом,приборы
перестали показывать горизонт, ия кубарем скатился с шести тысяч метров до
трех с половиной.
Тутя увидел под собойчерное плоскоепространство, оно помогломне
выровнятьсамолет. Это было горное озероЛагуна Диаманте.Я знал, что оно
лежит в глубокой котловине и одна ее сторона - вулкан Маипу - поднимается на
шестьтысяч девятьсот метров. Хоть я и вырвался из облачности, меня все еще
слепили снежные вихри, и, попытайся я уйти отозера, я непременноразбился
бы о каменные стены котловины. Я кружили кружил над ним на высоте тридцати
метров, пока не кончилось горючее. Два часа крутился, как цирковая лошадь на
арене.Потомсел - и перевернулся. Выбрался из-подмашины, но бурясбила
меня сног. Поднялся - опять сбило. Пришлосьзалезтьпод кабину, выкопать
яму в снегу и тамукрыться. Я обложился совсех сторон мешками спочтой и
высидел так двое суток.
А потом буря утихла, и я пошел. Я шел пять дней и четыре ночи.
Ночто от тебя осталось,Гийоме!Да, мы тебя нашли, но как ты высох,
исхудал,весьсъежился,точностаруха!Втот же вечеря доставил тебя
самолетом в Мендосу,там тебя, словно бальзам,омылабелизна простынь. Но
они не утолили боль. Измученное тело мешало тебе, ты ворочался, и не находил
себе места,и никак не мог уснуть. Твое тело не забылони скал, ни снегов.
Ониналожили натебясвоюпечать.Лицо твоепочернелои опухло, точно
перезрелый побитый плод.Тыбыл страшен и жалок,прекрасные орудия твоего
труда - твои руки - одеревенели и отказывались тебе служить; а когда, борясь
с удушьем,тысадился на край кровати, обмороженныеногисвисали мертвым
грузом.Былотак, словно тывсе ещев пути - бредешь, и задыхаешься,и,
приникнувкподушке,тожененаходишьпокоя,-назойливыевидения,
теснившиеся где-то втайниках мозга, опять и опять проходятперед тобой, и
тыне в силах остановитьэто шествие.