Изо рта торчит потухшая сигара, мягкая шляпа франтовато заломлена набок, маленькие глазки озорно поблескивают,
как и в прежние времена.
Поговорили о том о сем. Как и положено, вспомнили с нежностью школьные годы, а потом он задал вопрос: «А чем ты теперь занимаешься?»
Я кратко пожаловался на судьбу.
– Плохи дела, Генри. Я даже не подозревал, что ты в таком положении. Почему не дал мне знать? Со мной всегда можно связаться. – Он обнял меня за
плечи. – Как ты смотришь на то, чтобы пойти куда нибудь выпить? Может, я смогу что нибудь для тебя сделать.
Я попытался объяснить, что помочь мне невозможно.
– Только время зря потратишь, – сказал я.
– Ладно, отдохни, – отмахнулся Тони. – Я же знаю тебя как облупленного. Да будет тебе известно, что я всегда восхищался тобой, старина, и даже
завидовал. У каждого бывают в жизни темные полосы. Здесь рядом есть уютное местечко. Зайдем туда – перекусим и выпьем.
«Уютное местечко» оказалось баром (с улицы его не заметить!), где моего друга хорошо знали и выделяли среди прочих клиентов. Он меня представил
даже чистильщику обуви.
– Мой школьный дружок, – говорил он. – Настоящий писатель, ей богу! Нет, вы видали такое?
Мне он сунул в руку бокал с шампанским.
– Пей вот это! Джо, сделай нам пару сандвичей с ростбифом… да не жалей соуса… и лука. Ты как любишь, Генри? Черт, ты даже представить себе не
можешь, до чего я рад нашей встрече! Я часто вспоминал о тебе: как он там, что поделывает? Может, смотался в Европу? А ты, оказывается, тут, под
самым носом. Вот смешно!
Дальше все продолжалось в том же духе. Тони просто цвел, он заказывал напитки, покупал сигары, интересовался результатом последних скачек,
приветствовал новых гостей, тут же представлял меня им, занимал наличные у бармена, делал телефонные звонки и тому подобное. Динамо машина – да
и только! С первого взгляда ясно: парень что надо! Для каждого найдет доброе слово – радость жизни и доброжелательность так и переполняли его.
Наконец, обняв одной рукой меня за плечи, а другой облокотившись на стойку, он заговорил, понизив голос:
– А теперь, Генри, поговорим о деле. У меня сейчас непыльная работенка. Если хочешь, могу и тебе что нибудь подыскать. Ничего особенного, но
какое то время продержаться сможешь. Пока не подыщешь получше. Что ты на это скажешь?
– Замечательно, – ответил я. – А что за работа?
Оказалось, в Управлении парками, где Тони работал секретарем Главного инспектора. Это означает, пояснил Тони, что он занимается всей черновой
работой, а начальник снимает сливки. Такая вот вещь – политика, добавил он. Грязное дело. Все время кто нибудь норовит всадить нож в спину.
– Не надейся, что приступишь к работе завтра или послезавтра, – прибавил Тони. – Тут надо соблюдать правила игры. Но я сегодня же занесу твое
имя в нужные списки. Однако может пройти месяц, прежде чем я позвоню. Сумеешь столько продержаться?
– Думаю, да, – ответил я.
– О деньгах не беспокойся, – сказал он. – Могу одолжить сколько нужно.
– Не надо, – запротестовал я. – Как нибудь выкручусь…
– Странный ты парень, – сказал Тони, сжимая мою руку. – Со мной не надо церемониться. Держись проще… Когда занимаешься политикой, деньги сами к
тебе идут. Бедных политиков не бывает. Как это получается – другой вопрос. Я пока в грязные дела не влезал. А это нелегко… Ну ладно. Не хочешь
брать сейчас, заходи, если будешь на мели. И помни – в любое время.
А это нелегко… Ну ладно. Не хочешь
брать сейчас, заходи, если будешь на мели. И помни – в любое время.
Я пожал ему руку.
– Может, еще на посошок?
Я кивнул, соглашаясь.
– Я вот о чем подумал. Пока суд да дело, я мог бы взять тебя на работу могильщиком… для начала. Не возражаешь? Всего на неделю или чуть больше.
Сам прослежу, чтоб ты сильно не надрывался. А потом переведу тебя в контору. Соглашайся, ты снимешь тяжесть с моей души. Послушай, а ведь я могу
тебя и по делу использовать. Ты прирожденный писатель, а писанина – половина моей работы.
При выходе из кафе он прибавил:
– Не бросай писать, Генри. Это твое настоящее дело. Имей я твой талант, никогда не полез бы в политику. Мне все приходится добывать с бою. Сам
знаешь… кто я такой?… итальяшка, даго…
Мы обменялись рукопожатием.
– Обещай, что теперь не пропадешь, хорошо? И передай привет отцу. Ну, до встречи!
– Пока, Тони!
Я подождал, пока он поймает такси. Когда он отъезжал, я помахал ему на прощание.
Вот так повезло! Встретил самого Тони Мареллу! И это в тот момент, когда думал, что погибаю.
8
Какие все таки сюрпризы порой преподносит нам жизнь! Можно проклинать все на свете или молиться, ныть или трещать, как попугай, – и все без
толку. А потом, когда ты почти сдался и приготовился к неизбежному, западня вдруг открывается, Сатурн меняет направление и все проблемы отпадают
сами собой. Или тебе так кажется.
Вот так неожиданно и буднично Стася объявила мне однажды, когда Моны не было дома, что она от нас съезжает. Не услышь я это непосредственно от
нее, ни за что бы не поверил.
Я был так потрясен и обрадован, что даже не поинтересовался, почему она так поступает. А сама Стася не торопилась открыть причину. Только
намекнула, что сыта по уши Мониной страстью к показухе, но вряд ли это было единственным поводом для столь внезапного решения.
– Может, немного пройдемся? – предложила Стася. – Хочется на прощание поговорить с тобой наедине. Я уже собрала вещи.
Когда мы вышли из дома, она поинтересовалась, не буду ли я против, если мы погуляем по мосту. «Конечно, нет», – заверил ее я. Да предложи она
сейчас отправиться пешком в Уайт Плейнс,я и то согласился бы не задумываясь.
Узнав, что Стася нас покидает, я тут же проникся к ней симпатией. Странная женщина, но вовсе не плохая. Остановившись, чтобы закурить, я бросил
на нее оценивающий взгляд. Такое выражение лица, как у нее, могло быть у вернувшегося с войны солдата армии Конфедерации. Потерянный взгляд,
говорящий, однако, о несломленном духе. Человек без корней – живет сама по себе.
Некоторое время мы шли молча. Только у самого моста язык у нее развязался. Стася заговорила мягко и проникновенно. И без всякой рисовки. Как
будто исповедовалась перед собакой. Смотрела она прямо перед собой, словно хотела запомнить дорогу.
Стася сказала, что, учитывая обстоятельства, я вел себя далеко не худшим образом. Ситуация действительно невыносимая. Будь мы даже ангелами, нам
все равно не справиться. Можно было и раньше это понять. Стася также призналась, что в их отношениях с Моной много игры. Она любит Мону,
конечно, любит, но не сходит с ума. Чего нет – того нет. Скорее уж Мона сходит. Да и вообще это не любовь, а потребность в друге. Они обе очень
одиноки. В Европе все могло сложиться по другому. Но теперь поздно об этом думать. Когда нибудь, она верит, ей удастся все же туда поехать, но
одной.
– А сейчас куда ты? – спросил я.
– Наверное, в Калифорнию.