- Тебе повезло, - сказал Соренсен, - счастливый ты человек. - Он сказал
этотакимбезжизненнымголосом,словноподошел к Лейну исключительно от
скукиилиотнечегоделать,авовсене для того, чтобы по-человечески
поговорить. - Черт,дочегохолодно, - сказал он и вынул пачку сигарет из
кармана.НаотворотеверблюжьегопальтоуСоренсенаЛейнзаметил
полустертый, но все же достаточно заметный след губной помады. Казалось, что
этомуследууже несколько недель, а может быть, и месяцев, но Лейн слишком
малозналСоренсена и сказать постеснялся, а кстати, ему было наплевать. К
томужеподходил поезд. Оба они повернулись к путям. И тут же распахнулись
дверивожидалку,и все, кто там грелся, выбежали встречать поезд, причем
казалось, что у каждого в руке, по крайней мере, три сигареты.
Лейнтожезакурил,когдаподходил поезд. Потом, как большинство тех
людей,которымнадобылобытолькопоследолгого испытательного срока
выдаватьпропусканавстречу поездов, Лейн постарался согнать с лица все,
чтомоглобыпростоидажекрасиво передать его отношение к приехавшей
гостье.
Фрэнниоднаизпервыхвышлаиздальнеговагонав северном конце
платформы.Лейнувидал ее сразу, и, что бы он ни старался сделать со своим
лицом,егорукатак вскинулась кверху, что сразу все стало ясно. И Фрэнни
этопонялаигорячо замахала ему в ответ. На ней была шубка из стриженого
енота,иЛейн, идя к ней навстречу быстрым шагом, но с невозмутимым лицом,
вдруг подумал, что на всем перроне только ему одному п_о-н_а_с_т_о_я_щ_е_м_у
знакомашубка Фрэнни. Он вспомнил, как однажды, в чьей-то машине, целуясь с
Фрэнниужесполчаса,он вдруг поцеловал отворот ее шубки, как будто это
было вполне естественное, желанное продолжение ее самой.
- Лейн!-Фрэннипоздороваласьс ним очень радостно: она была не из
тех, кто скрывает радость.
Закинувруки ему на шею, она поцеловала его. Это был перронный поцелуй
- сначаланепринужденный,носразузатормозившийся,словноонипросто
стукнулись лбами.
- Тыполучилмое письмо? - спросила она и тут же сразу добавила: - Да
ты совсем замерз, бедняжка! Почему не подождал внутри? Письмо мое получил?
- Какое письмо? - спросил Лейн, поднимая ее чемодан. Чемодан был синий,
обшитыйбелойкожей,какдесятокдругихчемоданов, только что снятых с
поезда.
- Неполучил?Ая опустила в с_р_е_д_у! Господи! Еще сама отнесла на
почту!
- А-а-а, ты о том письме... Да, да. Это все твои вещи? А что за книжка?
Фрэнни взглянула на книжку, она держала ее в левой руке - маленькую
книжечку в светло-зеленом переплете.
- Это?Так, ничего... - Открыв сумку, она сунула туда книжечку и пошла
заЛейномподлинному перрону к остановке такси. Она взяла его под руку и
всю дорогу говорила не умолкая. Сначала про платье - оно лежит в чемодане, и
егонеобходимопогладить.
Она взяла его под руку и
всю дорогу говорила не умолкая. Сначала про платье - оно лежит в чемодане, и
егонеобходимопогладить.Сказала,что купила чудесный маленький утюжок,
совсемигрушечный,нозабылаего привезти. В вагоне она встретила только
трех знакомых девочек - Марту Фаррар, Типпи Тиббет и Элинор, как ее там, она
с ней познакомилась бог знает когда, еще в пансионе, не то в Экзетере, не то
где-то еще. А по всем остальным в поезде сразу было видно, что они из Смита,
только две - абсолютновассаровскоготипа,аодна - явно из Лоуренса или
Веннингтона.Уэтой беннингтон-лоуренсовской был такой вид, словно она все
времяпросиделавтуалетеи занималась там рисованием или скульптурой, в
общемчем-тохудожественным, а может быть, у нее под платьем было балетное
трико.Лейн шел слишком быстро и на ходу извинился, что не смог устроить ее
в Крофт-Хаузе - этобылобезнадежно,ноонустроилее в очень хороший,
уютный отель. Маленький, но чистый, и все такое. Ей понравится, сказал он, и
Фрэннисразу представила себе белый дощатый барак. Три незнакомые девушки в
одной комнате. Кто первый попадет в комнату, тот захватит горбатый диванчик,
адвумдругимпридетсяспатьвместенаширокойкроватис совершенно
неописуемым матрасом.
- Чудно!- сказала она восторженным голосом. До чертиков трудно иногда
скрыватьраздражение из-за полной неприспособленности мужской половины рода
человеческого,и особенно это касалось Лейна. Ей вспомнился дождливый вечер
в Нью-Йорке, сразу после театра, когда Лейн, стоя у обочины, с подозрительно
преувеличеннойвежливостью уступил такси ужасно противному типу в смокинге.
Она не особенно рассердилась; конечно, это ужас - бытьмужчинойиловить
таксивдождь,но она помнила, каким злым, прямо-таки враждебным взглядом
Лейнпосмотрелнанее,вернувшисьнатротуар.И сейчас, чувствуя себя
виноватой за эти мысли и за все другое, она с притворной нежностью прижалась
крукеЛейна.Ониселив такси. Синий с белым чемодан поставили рядом с
водителем.
- Забросимтвойчемоданивселишнее в отель, где ты остановишься,
просто швырнем в двери и пойдем позавтракаем, - сказалЛейн. - Умираю, есть
хочу! - Он наклонился к водителю и дал ему адрес.
- Какя рада тебя видеть, - сказала Фрэнни, когда такси тронулось. - Я
т_а_к соскучилась! - Ноне успела она выговорить эти слова, как поняла, что
этонеправда.Иснова,почувствоваввину, она взяла руку Лейна и тесно,
тепло переплела его пальцы со своими.
Примерночерезчасониужесиделив центре города за сравнительно
изолированным столиком в ресторане Сиклера - любимомприбежищестудентов,
особенно интеллектуальной элиты - тоготипастудентов, которые, будь они в
Йеле или Принстоне, непременно уводили бы своих девушек подальше от Мори или
Кронина.У Сиклера, надо отдать ему должное, никогда не подавали бифштексов
"вот такой толщины" - указательныйибольшой пальцы разводятся примерно на
дюйм. У Сиклера либо оба - и студент, и его девушка - заказывали салат, либо
оба отказывались из-за того, что в подливку клали чеснок. Фрэнни и Лейн пили
мартини.