От
этой мысли мне стало неловка, особенно потому, что был сорок второй годи
прошло добрых десять лет после расцвета моей весьма прибыльной карьеры.
- Я спрашиваю только потому, что мой муж ни одного единственного разу
не пропускал вашу передачу...
- А если хотите знать, - перебила ее невестина подружка, -дляменя
это была самая ненавистная радиопрограмма. Ятакихвундеркиндовпросто
ненавижу. Если бы мой ребенок хоть раз...
Но конца этой фразы мы так и не услышали. Внезапноирешительноее
прервал самый пронзительный, самыйоглушающий, самыйфальшивыйтрубный
войн в до мажоре, какой можно себе представить. Ручаюсь, что мы всеразом
подскочили в самомбуквальномсмыслеслова. Итутпоказалсядуховой
оркестрсбарабанами, состоящийизсотни, атоибольшеморских
разведчиков, начисто лишенных слуха. С почти преступнойразвязностьюони
терзали национальный гимн "Звездное знамя". Миссис Силсберн сразунашлась
- она заткнула уши.
Казалось, уже целую вечность длится этоневыразимыйгрохот. Только
голос невестинойподружкисмогбыегоперекрыть, да, никтодругой,
пожалуй, не осмелился бы. А она осмелилась, ивсемпоказалось, чтоона
кричит нам что-то во весь голос бог знает откуда, из-подтрибунстадиона
"Янки".
- Я больше не могу! - крикнула она. - Уйдем отсюда, поищем телефон. Я
должна позвонить Мюриель, сказать, что мы задержались, не то она там с ума
сойдет!
Миссис Силсберн и я вэтовремясмотрели, какнаступаетместный
Армагеддон, но тут мы снова повернулись на наших откидных сиденьях, лицом
к нашему вождю, а может быть, и спасителю.
- На Семьдесят девятой есть кафе Шрафта, - заорала она в лицомиссис
Силсберн. - Пойдем выпьем содовой, я оттуда позвоню, тамхотьвентиляция
есть.
Миссис Силсберн восторженно закивала и губами изобразила слово "да".
- И вы тоже! - крикнула мне невестина подружка.
Помнится, я с необъяснимой, неожиданной для себя готовностьюкрикнул
ей в ответ непривычное для меня слово:
- Чудесно!
(Мне до сих пор не ясно, почему она включила меня в список покидающих
корабль. Может быть, ею руководила естественная любовь прирожденного вождя
к порядку. Может, она чувствовала смутную, нонастойчивуюнеобходимость
высадить на берег всех без исключения. Мое непонятно быстроесогласиена
это приглашение можно объяснить куда проще. Хочетсядуматьчтоэтобыл
обыкновенный религиозный порыв. В некоторыхбуддийскихмонастыряхсекты
Дзенестьнерушимоеи, пожалуй, единственноенепреложноеправило
поведения: еслиодинмонахкрикнетдругому: "Эй! ", тотдолженбез
размышлений отвечать "Эй! ")
Тут невестина подружка обернулась и впервые за все время заговорила с
маленьким старичком. Я буду век ему благодарен за то, чтоонпо-прежнему
смотрел вперед, словно для него вокруг ничто ни на йоту неизменилось. И
по-прежнему он двумя пальцами держал незажженную гаванскую сигару.
И
по-прежнему он двумя пальцами держал незажженную гаванскую сигару. Оттого
ли, что он явнонезамечал, какойстрашныйгрохотиздаетпроходящий
оркестр, оттого ли, что нам заведомобылаизвестнанепреложнаяистина:
всякий старик после восьмидесяти либо глух как пень, либослышитсовсем
плохо, - невестина подружка, почти касаясь губами его уха, прокричала ему,
вернее в него:
- Мы сейчас выходит из машины! Поищемтелефон, можетбыть, выпьем
чего-нибудь. Хотите с нами?
Старичок откликнулся мгновенно и просто неподражаемо: он взглянулна
невестину подружку, потом на всех нас и расплылся в улыбке, Улыбканичуть
не стала менее ослепительной оттого, чтовнейнебылонемалейшего
смысла, да и оттого, что зубы у старичка были явно и откровенновставные.
Он снова вопросительно взглянул на невестину подружку, чудом сохраняявсе
ту же неугасимую улыбку. Вернее, он посмотрел на нее, как мнепоказалось,
с надеждой, словно ожидая, что она или кто-то из нас тут же милопередаст
ему корзину со всякими яствами.
- По-моему, душенька. от тебя не слышит! - крикнул лейтенант.
Его жена кивнула и снова поднесла губы, какмегафон, ксамомууху
старичка, Громовымголосом, достойнымвсякихпохвал, онаповторила
приглашение вместе с нами выйти из машины. Иснова, повсейвидимости,
старичок выразил полнейшую готовность на что угодно - хотьпробежатьсяк
реке и немножко поплавать. Но все же создавалось впечатление, чтоонне
единого слова не слышал. Ивдругонподтвердилэто. Озаривнасвсех
широчайшейулыбкой, онподнялрукуссигаройиоднимпальцем
многозначительно похлопал себя сначала по губам, потом поуху. Жестбыл
такой, будто дело шло о первокласснойшутке, которойонрешилснами
поделиться.
В эту минуту миссис Силсбернчутьнеподпрыгнуларядомсомной,
показывая, что она все поняла. Она схватила невестину подружку зарозовый
шелковый рукав и крикнула:
- Я знаю, кто он такой! Он глухинем! Этоглухонемойдядяотца
Мюриель!
Губы невестиной подружки сложились буквой "о". Она резкоповернулась
к мужу и заорала:
- Есть у тебя карандаш с бумагой?
Я тронул ее рукав и крикнул, что у меня есть. Торопясь, как будтопо
неизвестнойпричиненамбыладорогакаждаясекунда, ядостализ
внутреннегокарманакурткималенькийблокнотиогрызокчернильного
карандаша, недавно реквизированный изящикастолавротнойканцелярии
форта Беннинг.
Преувеличенно четким почерком я написал на листке: "Парад задерживает
наснанеопределенноевремя. Мыхотимпоискатьтелефонивыпить
чего-нибудь холодного. Не угодно ли с нами? " И, сложив листок, передал его
невестиной подружке. Онаразвернулаегопрочлаипередаламаленькому
старичку. Он тоже прочел, заулыбался, посмотрел на меня и усиленно закивал
головой.