По-видимому, тут помогло и то, что онастоялапочтипод
самым вентилятором, который я включил, и на нее шел прохладныйвоздух. Я
пообещал сделать питье, как она просила, и оставил ее у фотографиймелких
"знаменитостей", выступавших по радио в тридцатых, даже в концедвадцатых
годов, среди ушедших теней нашего с Симором отрочества. Лейтенантжене
нуждался в моем обществе: заложив руки заспину, онсвидомодинокого
знатока-любителя уже направлялсяккнижнымполкам. Невестинаподружка
пошла за мной, громко зевнув во весьрот, идаженесочланужнымни
подавить, ни прикрыть свой зевок.
А когда мы с ней подходили к спальне - телефон стоял там, - навстречу
нам из дальнего конца коридора показался дядюшка невестиного отца. На лице
его было то же суровое спокойствие, которое так обмануломенявмашине,
но, приблизившись к нам, онсразупеременилмаску: теперьегомимика
выражала наивысшуюприветливостьирадость. Япочувствовал, чтосам
расплываюсь до ушей и киваю ему в ответ, как болванчик. Видно было, что он
только что расчесал свои жиденькие седины, казалось, чтоондажевымыл
голову, найдя где-то вглубинеквартирыкарликовуюпарикмахерскую. Мы
разминулись, но что-то заставило меня оглянуться, и я увидел, каконмне
машет ручкой, этакимширокимжестом: мол, доброгопути, возвращайся
поскорее! Мне стало весело до чертиков.
- Что этоон? Спятил? -сказаланевестинаподружка. Явыразил
надежду, что она права, и открыл перед ней двери спальни.
Она тяжело плюхнулась на одну из кроватей - кстати, это былакровать
Симора. Телефон стоял на ночном столике посередине. Я сказал, чтосейчас
принесу ей выпить.
- Не беспокойтесь, ясамаприду, -сказалаона. -Изакройте,
пожалуйста, двери, если не возражаете... Я не потому, апростонемогу
говорить по телефону при открытых дверях.
Я сказал, что этого я тоже не люблю, исобралсяуйти. Но, проходя
мимо кровати, я увидел на диванчике у окна парусиновый саквояжик. В первую
минутуяподумал, чтоэтомойсобственныйбагаж, неизвестнокак
добравшийся своим ходом на квартиру сПенсильванскоговокзала. Потомя
подумал, что его оставила Бу-Бу. Я подошелксаквояжику. "Молния"была
расстегнута, и с одного взгляда на то, что лежало сверху, я понял, кто его
законный владелец. Вглядевшись пристальней, я увидел поверх двухглаженых
форменных рубашек то что ни в коем случае нельзябылооставитьводной
комнате с невестиной подружкой. Я вынул этувещь, сунулееподмышку,
по-братски помахал рукой невестиной подружке, уже вложившей палец в первую
цифру на диске в ожидании, когда я наконецуберусь, изакрылзасобой
двери.
Я немного постоял за дверью в благословенном одиночестве, обдумывая,
что же мнеделатьсдневникомСимора, который, спешусказатьибы
предметом, обнаруженным в саквояжике. Первая конструктивная мысльбыла-
надо егоспрятать, поканеуйдутгости. Потоммнеподумалось, что
правильнее отнести дневник в ванную и спрятать в корзину с грязным бельем.
Первая конструктивная мысльбыла-
надо егоспрятать, поканеуйдутгости. Потоммнеподумалось, что
правильнее отнести дневник в ванную и спрятать в корзину с грязным бельем.
Однако серьезно обмозговав эту мысль, я решил отнестидневниквванную,
там почитать его, а уж _п_о_т_о_м_ спрятать в корзину с бельем.
Весь этот день, видит бог, былнетолькоднемкаких-товнезапных
предзнаменований и символических явлений, ноонбылвесьпостроенна
широчайшем использовании письменности как средства общения. Тыпрыгалв
переполненную машину, а свадьба уже окольными путями позаботиласьотом,
чтобы у тебя нашелся блокнот икарандашнатотслучай, еслиодиниз
спутников окажется глухонемым. Ты прокрадывался в ванную комнатуисразу
смотрел, непоявилисьливысоконадраковинойкакие-нибудьслегка
загадочные или же ясные письмена.
Много лет подряд все наше многочисленноесемейство-семьчеловек
детей при одной ванной комнате - пользовалосьнемноголипким, ноочень
удобным способом общения - писать друг другуназеркалеаптечкимокрым
обмылком. Обычновнашейперепискесодержалисьвесьмавыразительные
поучения, а иногда и неприкрытыеугрозы: "Бу-Бу, послеваннынесмей
швырять мочалку на пол. Целую. Симор". "Уолт, твоя очередь гулять сЗюи
Фр. Я гулял вчера. Угадай - кто". "В среду - годовщина и свадьбы. Неходи
в кино, не торчи в студии после передачи, не нарвись на штраф. Бадди, это
относитсяиктебе". "Мамажаловалась, чтоЗуичутьнесъелвсе
слабительное. Неоставляйвсякиевредностинараковине, онможет
дотянуться и все съесть".
Это примеры из нашего детства, но и много позже, когда мы сСимором,
во имя независимости, что ли, отпочковались и нанялиотдельнуюквартиру,
мы с ним только номинально отреклись от старых семейныхобычаев. Яхочу
сказать, что обмылков мы не выбрасывали.
Когда я забрался в ванную с дневником Симора под мышкойитщательно
запер за собой двери, я тут же увидал послание на зеркале. Нопочеркбыл
не Симора, это явно писала моя сестрица Бу-Бу. А почерк у нее былстрашно
мелкий, едва разборчивый, все равно - писала она обмылкомиличем-нибудь
еще. И тут онаухитриласьуместитьназеркалецелоепослание: "Выше
стропила, плотники! Входит жених, подобный Арею, выше самых высоких мужей.
Привет. Некто Сафо, бывший сценарист киностудии "Элизиум". Будьсчастлив,
счастлив, счастлив со свое красавицей Мюриель. Это приказ. По рангу я всех
вас выше".
Надо заметить, что "киносценарист", упомянутый в тексте, быллюбимым
автором - в разное время и в разной очередности - всех юных членовнашего
семейства главным образом из-за неограниченного влияния Симора ввопросах
поэзии на всех нас. Я читал и перечитывал цитату, потом сел на крайванны
и открыл дневник Симора.
Дальше идет точная копия тех страниц из дневникаСимора, которыея
прочел, сидя на краю ванны.