Насколькоя
поняла, там уже целая _к_у_ч_а_ народу. И у всех по телефону голосатакие
в_е_с_е_л_ы_е.
- Ты сказала, что говорила с миссис Феддер. Она-то что тебесказала?
- спросил лейтенант.
Невестина подружка довольно загадочно покачала головой:
- Она изумительна! Боже, какая женщина! Говорила совершенно спокойным
голосом. Насколькояпонялапоеесловам, этотсамыйСиморобещал
посоветоваться с психоаналитиком, чтобы как-то выправиться. -Онаснова
пожала плечами: - Ктоегознает? Может, всеиутрясется. Яслишком
обалдела, не могу думать. - Она смотрела на мужа: -Пойдемотсюда. Где
твоя шапчонка?
Не успел я опомниться как невестинаподружка, лейтенантаимиссис
Силсберн гуськом пошли к выходу, а я, хозяин дома, замыкал шествие. Яуже
сильно пошатывался, но никто не обернулся, а потому они и незаметили, в
каком я состоянии.
Я услыхал, как миссис Силсберн спросила невестину подружку:
- Вы заедете туда?
- Право, не знаю, - услышал я ответ, - если и заедем, тактолькона
минуту.
Лейтенант вызвал лифт, и все трое, как каменные, уставились нашкалу
указателя. Казалось, слова стали лишними. Я стоялвдверяхквартиры, в
несколькихшагахотлифта, бессмысленноглядявперед. Дверцылифта
открылись, я громко сказал "досвидания", ивсетроеразомповернули
головы. "Досвидания! Досвидания! "-проговорилиони, аневестина
подружка крикнула: "Спасибо за угощенье! " - и дверца захлопнулась.
Неверными шагами я возвратилсявсвоюквартиру, пытаясьнаходу
расстегнуть куртку или как-нибудь стянуть ее.
Мое возвращениевкомнатувосторженноприветствовалединственный
оставшийся гость - я совсем забыл про него. Когда я вошел, онподнялмне
навстречу до краевналитыйстакан. Болеетого, онбуквальнопомавал
стаканом, кивая при этом головой в мою сторону и ухмыляясь, словно наконец
наступил тот долгожданный счастливейший миг, покоторомумыснимтак
стосковались. Я никак не мог ответствовать ему такойжеулыбкой. Однако
помню, что я его похлопал по плечу Потом ятяжелоопустилсянакушетку
прямо против него, и мне наконец удалось расстегнуть куртку.
- А вас есть дом? - спросил я его. - Кто за вами ухаживает? Голубив
парке, что ли?
Вответнастольпровокационныевопросымойгостьсновас
необыкновенным пылом поднял в мою честь стакан, держа его так, словноэто
была пивная кружка. Я закрылглазаилегнакушетку, задравногии
вытянувшись. Но от этогокомнатазакружиласькаруселью. Ясновасел,
рывком опустив ногинапол, иотрезкогодвижениячутьнепотерял
равновесия, пришлось схватиться за столик, чтобы не упасть, Минуту-другую
я сидел, согнувшись, закрыв глаза. Потом, не вставая, потянулся ккувшину
и налил стакан расплескивая питье с кубиками льда по столу ипополу.
Я
посидел немного с полным стаканом в руке и, не сделав ни глотка, поставил
его прямо в лужицу посреди столика.
- Рассказать вам, откуда у Шарлоттытедевятьшвов? -спросиля
внезапно. Мне казалось, что голос у меня звучит совершенно нормально. - Мы
жили на озере. Симор написал Шарлотте, пригласилееприехатькнамв
гости, и наконец мать ее отпустила. И вот как-то она села посредидорожки
- погладить котенка нашей Бу-Бу, а Симор бросил внеекамнем. Емубыло
двенадцать лет. Вот и все. А бросил онвнеепотому, чтоонасэтим
котенком на дорожке была чересчур хорошенькая. И все это поняли, черт меня
дери: и я, и сама Шарлотта, и Бу-Бу, и Уэйкер, и Уолт. Вся семья.
Я уставился на оловянную пепельницу, стоявшую на столике.
- Шарлотта ни разу в жизни не напомнила ему об этом. Ни одного разу.
Я посмотрел на своего гостя, словно ожидая, что он начнетвозражать,
назовет меня лгуном. Конечно, я лгал. Шарлотта такинепоняла, почему
Симор бросил в нее камень. Но мой гость ничего не оспаривал. Напротив. Он
ободряюще улыбался мне, словно любое слово, какое я сейчас скажу, для него
будет непреложной истиной. Но я все же встал и вышелизкомнаты. Помню,
что, уходя, я чуть было не вернулся и не поднял с пола два кубика льда, но
это предприятие казалось настолько сложным, чтояпроследовалдальшев
коридор. Проходя мимо кухни, я снял, вернее стащил, куртку и бросил еена
пол. В ту минуту мне казалось, чтоименновэтомместеявсюжизнь
оставлял свою одежду.
В ванной я немного постоял над корзиной сбельем, обдумывая, взять
или не взять дневник Симора, читать его дальше или нет. Непомню, какие
аргументы я выдвигал "за" и "против", но в конце концов я открыл корзину и
вытащил дневник. Я снова сел с ним на край ванны и перелистывалстраницы,
пока не дошел до последней записи Симора:
"Один из солдат только что пять звонил в справочную аэропорта. Если и
дальше будет проясняться, мы к утрусможемвылететь. Оппенгеймсказал:
нечего сидеть как на иголках. Звонил Мюриель, всеобъяснил. Былоочень
странно. Она подошла к телефону и все говорила: "Алло! Алло! " А япотерял
голос. Она чуть не повесила трубку. Хоть бы успокоиться немного. Оппенгейм
решил поспать, пока не вызовут наш рейс. Надо бы имневыспаться, ноя
слишком взвинчен. Я ей звонил главным образом, чтобы упросить, умолитьее
просто уехать со мной вдвоем и где-нибудь обвенчаться. Слишком я взвинчен,
чтобы быть на людях. Мнекажется, чтосейчас-моевтороерождение.
Святой, священный день. Слышимость была такая ужасная, да и я еле-елемог
говорить, когда нас соединили. Как страшно, когда говоришь: я тебялюблю,
а на другом конце тебе в ответ кричат: "Что? Что? " Весь день читал отрывки
изВеданты. "Брачующиесядолжныслужитьдругдругу. Поднимать,
поддерживать, учить, укреплять друг друга, ноболеевсегослужитьдруг
другу. Воспитывать детей честно, любовно и бережно. Дитя - гостьвдоме,
его надо любить и уважать, но не властвовать над ним, ибо онопринадлежит
богу". Как это изумительно, как разумно, как трудно и прекрасно ипоэтому
правдиво.