- Незнаю, вкакойгостинице, -раздраженносказаланевестина
подружка. - В какой-то гостинице-ивсе. --Онавдругпристально
посмотрела на меня: - А вам-то зачем? Вы его приятель, что ли?
В ее взгляде была явная угроза. Казалось, внейоднойвоплотилась
целая толпа женщин и в другое время при случае она сидела бы с вязаньему
самой гильотины. А я всю жизнь больше всего боялся толпы.
- Мы с ним выросли вместе, - сказал я еле внятно.
- Смотри, какой счастливчик!
- Ну, ну, не надо! - сказал ее муж.
- Ах, виновата! - сказала невестина подружка, обращаясь к нему, хотя
относилось это ко всем нам. - Но вы невидели, какэтабеднаядевочка
битых два часа плакала, не осушая глаз. Ничегосмешноготутнет-не
думайте, пожалуйста! Слыхали мы про струсивших женихов. Но не впоследнюю
же минуту! Понимаете, так не поступают, неставятвнеловкоеположение
целое общество, нельзя порядочных людей доводить чуть ли не до припадкаи
доводить чуть линедоприпадкаисводитьдевочкусума. Еслион
передумал, почемуонейненаписал, почемунепорвалсней, как
джентльмен, скажите ради бога? Заранее, пока не заварил всю эту кашу!
- Ну ладно, успокойся, успокойся! -сказалеемуж. Онвсееще
посмеивался но смех звучал довольно натянуто.
- Нет, я серьезно! Почему он не мог ей написать и всеобъяснитькак
м_у_ж_ч_и_н_а, предупредить эту трагедию, и все такое? -Онаметнулав
меня взглядом. - Кстати, вы случайно не знаете, где он? - спросилаонас
металлом в голосе. - Если вы друзья _д_е_т_с_т_в_а, вы бы должны...
- Да я всего два часа как приехалвНью-Йорк, -сказаляробко.
Теперь не только невестина подружка, ноиеемуж, имиссисСилсберн
уставились на меня. - Я даже до телефона не успел добраться.
Помню, что именно в эту минуту на меня напалприступкашля. Кашель
был вполне непритворный, но должен сознаться, что янеприложилникаких
усилий, чтобы его унять или ослабить.
- Вы лечились от кашля, солдат? - спросил лейтенант, когда я перестал
кашлять.
Но тут у меня снова начался кашельи, какнистранно, опятьбез
всякого притворства. Я все еще сидел в пол -иливчетвертьоборотак
задней скамье, но старался отвернуться так, чтобы кашлять по всем правилам
приличия и гигиены.
Может быть, я нарушу порядок повествования, но мне кажется, чтотут
надосделатьнебольшоеотступление, чтобыответитьнанекоторые
заковыристые вопросы. И первый из них: почему я не вышел из машины? Кроме
всяких побочных соображений, я точно знал, что машина везетвсюкомпанию
на квартиру к родителям невесты. И если бы я дажемогполучитькакие-то
ценные сведения черезубитуюгоремневенчаннуюневестуиличерезее
обеспокоенных (и наверняка разгневанных)родителей, ничтонемоглобы
загладить неловкость моего появления в их квартире.
Почемужеясиднем
сиделвмашине? Почемуневыскочил, скажем, тогда, когдамашина
останавливалась перед светофором? И наконец, самоенепонятное: почемуя
вообще сел в эту машину?...
Возможно, что найдется с десяток ответов на все этивопросы, ивсе
они хотя бы в общих чертах будут вполне удовлетворительны. Но мне кажется,
что можно ответить на все сразу, напомнив, что шел 1942 год, что мнебыло
двадцать три года и я только что был призван вармиютолькочтообучен
стадному чувству необходимости держаться скопом, и, что важнее всего, мне
было очень одиноко. А в такихслучаях, какяпонимаю, человекпросто
прыгает в машину к другим людям и уже оттуда не вылезает.
Но, возвращаясь к изложению событий, я вспоминаю, что в то время, как
все трое - невестина подружка, ее супруг и миссис Силсберн - неотрываясь
смотрели, как я кашляю, я сам поглядывал назад, на маленького старичка. Он
по-прежнему сидел, уставившись вперед. С чувством какой-то благодарности я
заметил, что его ножки не доходят дополу. Мнеонипоказалисьстарыми
добрыми друзьями.
- А чем этот человек вообще занимается? -спросиламеняневестина
подружка, когда окончился приступ кашля.
- Вы про Симора? - сказал я. Сначала по ее тону мне померещилось, что
она подозревает его в чем-то особенно подлом. Но вдруг - чистоинтуитивно
- я сообразил, что, может быть, онавтайнесобраласамыеразнообразные
биографические данные о Симоре, то есть все те мелкие, к сожалениювесьма
драматические, факты, дающие, по моему мнению, в самой своей основе ложное
представление о нем. Например, чтоонлетшесть, ещемальчишкой, был
знаменитым по всей стране радиогероем. Или, сдругойстороны, чтоон
поступилвКолумбийскийуниверситет, едватолькоемуисполнилось
пятнадцать лет.
- Вот именно, про Симора, - сказаланевестинаподружка. -Чемон
занимался до военной службы?
И снова во мне искоркой вспыхнуло интуитивное ощущение, что она знала
про него куда больше, чем по каким-то причинам считала нужным открыть. По
всей вероятности, ей, например, отличнобылоизвестно, чтодопризыва
Симорпреподаваланглийскийязык, чтоонбылпреподавателем, да,
преподавателем колледжа. И в какой-то момент, взглянув не нее, яиспытал
неприятное ощущение: а может быть, ей даже известно, что я брат Симора. Но
думать об этом не стоило. И я только взглянул на нее исподлобья и сказал:
- Он был мозольным оператором. - И тут же, резкоотвернувшись, стал
смотреть в окошко. Машина стояла уже несколько минут, но ятолькосейчас
услышалвоинственныйгрохотбарабанов, которыйдоносилсяиздали, со
стороны Лексингтонской или Третьей авеню.
- Парад! - сказала миссис Силсберн. Она тоже обернулась.
Мы оказались в районе Восьмидесятых улиц. Посреди Мэдисон-авеню стоял
полисмен и задерживал все движение и на север, и на юг. Насколькоямог
понять, он его просто останавливал, ненаправляянинавосток, нина
запад. Три или четыре машины и один автобус ждали, покаихпропустятна
юг, но наша машинабылаединственнойнаправлявшейсявсевернуючасть
города.