Три или четыре машины и один автобус ждали, покаихпропустятна
юг, но наша машинабылаединственнойнаправлявшейсявсевернуючасть
города. На ближнем углу и на видимой мне из машины боковой улице, ведущей
к Пятой авеню, люди столпились на тротуаре и у обочины, очевидновыжидая,
пока отряд солдат, или сестер милосердия, илибойскаутов, илиещекого
двинется со сборного пункта на Лексингтон-авеню и промарширует мимо них.
- О боже! Этого еще не хватало! - сказала невестина подружка.
Я обернулся, и мы чуть не стукнулись лбами. Онанаклониласьвперед,
почти что втиснувшись междумнойимиссисСилсберн. Тосвыражением
сочувственного огорчения тоже повернулась к ней.
- Мы тут можем проторчать целый месяц! - сказала невестинаподружка,
вытягивая шею, чтобы поглядеть в ветровое стекло. - А мненадобытьтам
с_е_й_ч_а_с. Я сказала Мюриель и ее маме, что приедуводнойизпервых
машин, буду у них через пять минут. О боже! Неужели ничего нельзя сделать?
- И мне надо быть там поскорее! - торопливо сказала миссис Силсберн.
- Да, но я ей _о_б_е_щ_а_л_а. В квартиру набьются всякиесумасшедшие
дяди и тетки, всякий посторонний народ, ияейобещала, чтостануна
страже, выставлю десять штыков, чтобы дать ей хоть немножко побытьодной,
немного... - Она перебила себя: - О боже! Какой ужас!
Миссис Силсберн натянуто засмеялась.
- Боюсь, что я одна из этих сумасшедших теток, -сказалаона. Она
явно обиделась.
Невестина подружка покосилась на нее.
- Ах, простите! Янепровас, -сказалаона. Ятолькохотела
откинулась на спинку заднего сиденья. - Я только хотела сказать, что у них
квартирка такая тесная, и, если туда начнут переть всекомунелень, -
сами понимаете!
Миссис Силсберн промолчала, а я не смотрел на нее инемогсудить,
насколько серьезно ее обидело замечание невестиной подружки. Помню только,
что на меня произвел какое-то особое впечатление тон, скакимневестина
подружка извинилась засвоюнеловкуюфразупро"сумасшедшихдядейи
теток". Извинилась она искренне, но без всякого смущения, больше того, без
всякой униженности, и у меня внезапно мелькнуло чувство, чтонесмотряна
показную строптивость и наигранный задор, в ней действительно былочто-то
прямое, как штык, что-то почтивызывавшеевосхищение. (Скажусразуис
полной откровенностью, чтомоемнениевданномслучаемалогостоит.
Слишком часто меня неумеренно влечет к людям, которыенерассыпаютсяв
извинениях. ) Новсясутьвтом, чтовэтуминутувомневпервые
зашевелилосьнекотороепредубеждениепротивжениха, правда, самое
маленькое, едвазаметныйзародышпорицаниязаегонеобъяснимое
злонамеренное отсутствие.
- Ну-ка, попробуемчто-нибудьсделать, -сказалмужневестиной
подружки. Это был голос человека, сохраняющегоспокойствиеиподогнем
неприятеля.
Это был голос человека, сохраняющегоспокойствиеиподогнем
неприятеля. Я почувствовал, как он собирается с силами у меня за спиной, и
вдруг его голова просунулась в довольноограниченноепространствомежду
мной и миссис Силсберн. - Водитель! - сказал он властным голосом и умолк в
ожидании ответа. Водительнезамедлилоткликнуться, послечегоголос
лейтенанта стал куда покладистей и демократичнее: - Какпо-вашему, долго
нас тут будут задерживать?
Водитель обернулся.
- А кто его знает, Мак, - сказал он и снова стал смотреть вперед. Он
был весь поглощен тем, что происходило на перекрестке. За минутудотого
какой-то мальчуган с наполовину опавшим красным воздушным шариком выскочил
в запретную зону, очищенную от прохожих. Еготолькочтопоймалотеци
потащил потротуару, ткнувегоразадвавспинукулаком. Толпав
справедливом негодовании встретила это поступок криками.
- Вы видели, какэтотчеловекобращаетсяс_р_е_б_е_н_к_о_м? -
спросила миссис Силсберн, взывая ко всем. Никто ей не ответил.
- Может быть, спросить полисмена, сколько нас тут продержат? - сказал
водителю лейтенант. Он все еще сидел, наклонясь далековперед. Очевидно,
его не удовлетворил лаконический ответ водителя на егопервыйвопрос: -
Видите ли, мы все несколько торопимся. Не моглибывыспроситьунего
надолго ли нас тут задержат?
Не оборачиваясь, водитель дерзко передернул плечами. Новсежеон
выключил зажигание и вышел из машины, грохнув тяжелой дверцей лимузина. Он
был неряшлив, хамоватсвиду, внеполнойшоферскойформе: вчерном
костюме, но без фуражки.
Медленно и весьма независимо, чтобы не сказать - нахально, онпрошел
несколько шагов до перекрестка, где дежурный полисмен управлялдвижением.
Они стали переговариваться бесконечнодолго. Яуслыхал, какневестина
подружказастоналапозадименя. Ивдругоба, полисменсшофером,
разразились громовым хохотом. Можно было подумать, что ониниочемне
беседовали, а просто накоротке обменивались непристойнымишутками. Потом
наш водитель, все еще смеясь про себя, дружески помахал полисмену рукойи
очень медленно пошел к машине. Он сел, грохнув дверцей, вытащилсигарету
из пачки, лежавшейнаполочкенадраспределительнымщитком, засунул
сигарету за ухо и потом, только потом обернулся к нам и доложил.
- Он сам не знает, - сказал он. - Надо ждать, пока пройдетпарад. -
Он мельком оглядел всех нас: - Тогдаможноиехать. -Онотвернулся,
вытащил сигарету из-за уха и закурил.
С задней скамьи послышался горестный вздох. Этоневестинаподружка
таким образом выразила обиду иразочарование. Наступилаполнаятишина.
Впервые за последние несколько минут я взглянул на маленькогостаричкас
незажженной сигарой. Задержка в пути явно нетрогалаего. Очевидно, он
установил для себя твердые нормы поведения на заднем сиденье машины -все
равно какой: стоящей, движущейся, а может быть, даже - ктоегознает? -
летящей с моста в реку. Все было чрезвычайнопросто.