Артиллерийский огонь усилился. Уже светало. Противник пошел в наступление.
- Началось... - сказал Штейнбреннер.-Вотбысейчасочутитьсяна
передовой! При таком размахе наступления то иделоприходитсяпополнять
убыль в частях. В несколько дней можно стать унтер-офицером.
- Или угодить под танк!
- Эх ты! И вечно у вас, старичья, мрачные мысли! Этак далеко не уедешь.
Не всех же убивают.
- Конечно. Иначе и войны бы не было.
Они опять заползли в подвал. Гребер улегся и попытался заснуть.Ноне
смог. Он невольно прислушивался к грохоту фронта.
Наступил день - сырой и серый. Фронт бушевал. В бой были введены танки.
На юге переднюю линию обороны уже отбросилиназад.Гуделисамолеты,по
равнине двигались автоколонны. Уходили в тыл раненые. Рота ждала,чтоее
введут в бой. С минуты на минуту должен был поступить приказ.
В десятьчасовГреберавызваликРаз.Ротныйкомандирпеременил
квартиру. Он жил теперь в другом, уцелевшемуглукаменногодома.Рядом
помещалась канцелярия.
Комната Разбыланапервомэтаже.Колченогийстол,развалившаяся
большая печь, на которой лежало несколько одеял, походная кровать, стул-
вот и вся обстановка. За выбитым окном виднеласьворонка.Окнозаклеили
бумагой. В комнате было холодно. На столе стояла спиртовка с кофейником.
- Приказ о вашем отпуске подписан,-сказалРаэ.Онналилкофев
пеструю чашку без ручки. - Представьте! Вас это удивляет?
- Так точно, господин лейтенант!
- Меня тоже. Отпускной билет в канцелярии. Пойдитевозьмите.Ичтобы
духу вашего здесь не было.Может,васприхватиткакая-нибудьпопутная
машина. Я жду, что вот-вот всякие отпуска будут отменены. Аесливыуже
уехали, то уехали, понятно?
- Так точно, господин лейтенант!
Казалось, Раэ хотел еще что-тодобавить,нопотомпередумал,вышел
из-за стола и пожал Греберу руку. - Всего хорошего, а главное-поскорей
убирайтесь отсюда. Вы ведь уже давно на передовой. И заслужили отдых.
Лейтенант отвернулся и подошел к окну. Оно было для него слишком низко.
Пришлось нагнуться, чтобы посмотреть наружу.
Гребер повернулся кругом и отправился в канцелярию. Проходя мимоокна,
он увидел ордена на груди Раэ. Головы не было видно.
Писарь сунул Греберу билет со всеми подписями и печатями.
- Везет тебе, - буркнул он. - И даже не женат? Верно?
- Нет. Но это мой первый отпуск за два года.
- Ну и повезло! - повторил писарь.-Да.Подуматьтолько,получить
отпуск теперь, когда такое тяжелое положение.
- Я же не выбирал время.
Гребер вернулся в подвал. Он уже не верил в отпуск и потому заранеене
стал укладываться. Да и укладывать-то было почти нечего. Быстро собралон
свои вещи. Среди них была и писаннаялаковымикраскамирусскаяиконка,
которую он хотел отдать матери. Он подобрал ее где-то в пути.
Гребер пристроилсянасанитарныйавтомобиль.Машина,переполненная
ранеными,угодилавзанесеннуюснегомколдобину,запасноговодителя
выбросило из кабины, он сломал себе руку.
Гребер сел на его место.
Машинашлапошоссе,вехамислужиликольяисоломенныежгуты;
развернувшись, они опять проехали мимо деревни. Гребер увиделсвоюроту,
построившуюся на деревенской площади перед церковью.
- А тех вон отправляют на передовую, - сказал водитель.-Опятьтуда
же.Эх,горемычные!Нет,тымнескажи,откудаурусскихстолько
артиллерии!
- Да ведь...
- И танков у них хватает. А откуда?
- Из Америки. Или из Сибири. Говорят, у них там заводов - не сочтешь...
Водитель обогнул застрявший грузовик.
- Россия чересчур велика. Чересчур, говорю тебе. В ней пропадешь.
Гребер кивнул ипоправилобмотки.Намигемупоказалось,чтоон
дезертир. Вон черное пятно его роты на деревенской площади; а онуезжает.
Один. Все они остаются здесь, а он уезжает. Их пошлют на передовую. "Ноя
ведь заслужил этот отпуск, - подумал Гребер. - И Раэ сказал, что заслужил.
Зачем же эти мысли? Просто я боюсь, вдруг кто-нибудь догонит меня и вернет
обратно".
Проехав несколько километров, они увидели машину с ранеными, ее занесло
в сторону, и она застряла в снегу.Ониостановилисьиосмотрелисвоих
раненых. Двое успели умереть. Тогда они вытащили их и взаменвзялитроих
раненых с застрявшей машины.Греберпомогихпогрузить.Двоебылис
ампутациями, третий получил ранение лица; он мог сидеть. Остальные кричали
и бранились. Но они были лежачие, а для новых носилокнехваталоместа.
Раненых терзал страх, обычно преследующий всех раненых: вдруг впоследнюю
минуту война снова настигнет их!
- Что у тебя случилось? - спросил водитель шофера застрявшей машины.
- Ось поломалась.
- Ось? В снегу?
- Да ведь говорят, кто-то сломал себе палец, ковыряя в носу. Не слышал?
Ты, молокосос!
- Слышал. Тебе хоть повезло, что зима прошла. Иначе они бы утебятут
все замерзли.
Поехали дальше. Водитель откинулся на спинку сиденья.
- Такая штука исомнойдвамесяцаназадприключилась!Что-тос
передачей не ладилось. Насилувпередползли,людиуменякносилкам
примерзли. Ну что тут сделаешь! Когда мы, наконец, добрались, шестероеще
были живы. Ноги, руки и носы, конечно, отморожены. Получить ранение, дав
России, да зимой - не шутка. - Онвытащилжевательныйтабакиоткусил
кусок. - А легко раненные - те топали пешком! Ночью вхолод!Онихотели
захватить нашу машину. Вислинадверцах,наподножках,облепили,как
пчелы. Пришлось спихивать их.
Гребер рассеянно кивнул и оглянулся. Деревняуженебыловидно.Ее
заслонил снежный сугроб. Ничего не было видно, кроме небаиравнины,по
которой они ехали на запад. Наступил полдень. Солнце тускло светило сквозь
серую пелену туч. Снег слегкапоблескивал.ВнезапновдушеуГребера
вскрылось что-то, горячее и бурное, и он впервые понял,чтоспасся,что
уезжает от смерти все дальше, дальше; он ощущал это совершенноотчетливо,
глядя на изъезженныйснег,которыйметрзаметромубегалназадпод
колесами машины; метр за метром уходил Гребер отопасности,онехална
запад, он ехал на родину, навстречу непостижимой жизни, ожидавшей его там,
за спасительным горизонтом.