Комендант смотрел на все это из-за его спины.
- Готово! - воскликнул он,словноотдавалкоманду.-Атеперьда
здравствует победа, солдат, траур запрещен!Итраурныеодежды-тоже!
Ослабляют боевой дух! Гордитесь тем, что вы приносите жертвы! Еслибвы,
сволочи, исполняли свой долг, всего этого не случилось бы!
Он внезапно отвернулся и заковылял прочь на своих длинных тощих ногах.
Гребер тут же забыл о нем. Он оторвал еще клочок от портрета Гитлераи
записал на нем адрес, который увидел на двери. Это был адрес семьиЛоозе.
Он знал их и решил справиться у них о своихродителях.Затемвыдрализ
рамки остаток портрета, набросалнаоборотетоже,чтоинапервой
половине, и вернулся к дому номер восемнадцать. Там он зажал записку между
двумя камнями так, чтобы ее было видно издали. Теперь унегоестьшанс,
что записку найдут либо там, либо здесь. Больше он ничего в даннуюминуту
сделать не мог. Гребер еще постоял перед кучей щебня и кирпича,незная,
могила это или нет. Плюшевое кресло в нишезеленеловсолнечныхлучах,
точно смарагд. Росший на тротуарекаштаносталсяцел.Егопронизанная
солнцем листва нежно поблескивала, в ней щебетали и вили гнездо зяблики.
Гребер взглянул на часы. Пора было идти в ратушу.
Окошечки для справок о пропавших без вести былинаскоросколоченыиз
свежих некрашеных досок, и от них пахлосмолойихвоей.Водномуглу
помещенияобвалилсяпотолок.Столярытамкрепилибалкиистучали
молотками.Всюдутолпилисьлюди,ожидаятерпеливоибезмолвно.За
окошечками сидели однорукий, мужчина и две женщины.
- Фамилия? - спросила женщина впоследнемокнесправа.Унеебыло
плоское широкое лицо, в патлатых волосах - красный шелковый бант.
- Гребер... Пауль и Мария Гребер...Секретарьналоговогоуправления.
Хакенштрассе, 18.
- Как? - женщина приложила руку к уху.
- Гребер, - повторил Гребер громче, стараясь перекричать стук молотков.
- Пауль и Мария Гребер, секретарь налогового управления.
Женщина стала искать в списках. - Гребер, Гребер... - ее палец скользил
по столбцу фамилий и вдруг остановился. - Гребер... да... как по имени?
- Пауль и Мария.
- Не слышу!
- Пауль и Мария! - Гребера внезапно охватила ярость. "Возмутительно,-
подумал он. - Еще кричи о своем горе!".
- Нет. Этого зовут Эрнст Гребер.
- Эрнст Гребер - это я сам. Второго Эрнста в нашей семье нет.
- Ну, вы же им быть не можете, а других Греберов у нас незначится.-
Женщина подняла голову и улыбнулась. - Если хотите,зайдитеопятьчерез
несколько дней. Мы еще не обо всех получили сведения.
Гребер не отходил. - А где еще я могу навести справки?
Секретарша поправила красный бант в волосах:
- В бюро справок. Следующий!
Гребер почувствовал, что кто-то ткнул его вспину.Оказалось,позади
стоит маленькаястарушонка;рукиеенапоминалиптичьилапки.
Гребер
отошел.
Однако он еще постоял в нерешительности возле окошечка. Емупростоне
верилось, что разговор окончен.Всепроизошлослишком,быстро.Аего
утрата была слишком огромна. Однорукий увидел его и высунулся в окошечко.
- Вы радоваться должны,чтоваширодственникинезанесенывэтот
список, - сказал он.
- Почему?
- Здесь ведь списки умерших и тяжело раненных. Пока ваши родственники у
нас не зарегистрированы, можно считать, что они только пропали без вести.
- А пропавшие без вести? Где их списки?
Однорукий посмотрел на него с кротостью человека,которомуприходится
ежедневно в течение восьми часов иметь делосчужимгорем,безвсякой
надежды помочь.
- Будьте же благоразумны, - сказал он. -Пропавшиебезвести-это
пропавшие без вести. Какие тут могут быть списки? Значит, о них до сих пор
нет вестей. А иначе они уже не пропавшие без вести. Правильно?
Гребер уставился на него. Этот чиновник, видимо,гордилсялогичностью
своих рассуждении. Но благоразумие и логика плоховяжутсясутратамии
страданием. Да и что можно ответить человеку, которыйсамлишилсяодной
руки?
- Стало быть, правильно, - сказал Гребер и отвернулся.
Настойчивые расспросы привели, наконец, Греберавбюросправок.Оно
помещалось в другом крыле ратуши; и там стоял едкий запах кислотигари.
После долгого ожидания Гребер попал к какой-то нервной особе в пенсне.
- Ничего я не знаю, - сейчасжезаоралаона.-Ничеготутнельзя
выяснить. В картотеке полная путаница.Частьсгорела,аостальноеэти
болваны пожарные залили водой.
- Почему жевынедержитезаписивбезопасномместе?-спросил
унтер-офицер, стоявший рядом с Гребером.
- В безопасном месте? А где оно, это безопасное место?Может,вымне
скажете? Я вам не магистрат. Идите туда и жалуйтесь.
Женщина с ужасомпосмотреланаогромныйворохрастерзанноймокрой
бумаги.
- Все погибло! Вся картотека! Всебюро!Чтожетеперьбудет?Ведь
каждый может назваться каким угодно именем!
- Вот ужас, не правда ли? - Унтер-офицер плюнул и подтолкнул Гребера. -
Пойдем, приятель. У всех у них тут винтиков не хватает.
Они вышли и остановились перед ратушей. Все дома вокруг нее сгорели. От
памятника Бисмарку остались только сапоги.Возлеобрушившейсяцерковной
колокольни кружила стая белых голубей.
- Ну и влипли! А? - заметил унтер-офицер. - Кого ты разыскиваешь?
- Родителей.
- А я - жену. Я не писал ей, что приеду. Хотел сделать сюрприз. А ты?
- Да и я вроде того. Думал - зачем зря волновать. Мой отпуск уж сколько
раз откладывался. А потом вдруг дали. Предупредить я бы все равноужене
успел.
- Да... влипли! Что же ты теперь будешь делать?
Гребер окинул взглядом разрушенную рыночную площадь. С1933годаона
называлась Гитлерплац. После проигранной первой войны -Эбертплац.Перед
тем - Кайзер-Вильгельмплац, а еще раньше Марктплац.