Греберпосмотрелна
них. Дома у них были в точноститакиеже."Луковыйузор"-почему-то
назывался этот рисунок.
- Нда... - опять пробормотал Циглер.
- Как вы считаете, могли моихродителейэвакуироватьскаким-нибудь
эшелоном? - спросил Гребер.
- Возможно. Мать, не сохранилось у нас немноготогопеченья,которое
привез Эрвин? Достань-ка, угости господина Гребера.
- А как поживает Эрвин?
- Эрвин? - Старик вздрогнул. - Эрвин поживает хорошо. Хорошо.
Жена принесла кофе. Онапоставиланастолбольшуюжестянуюбанку.
Надпись на ней была голландская. Печенья вбанкеосталосьнемного."Из
Голландии", - подумал Гребер.Ведьионпривозилвначалеподаркииз
Франции.
Фрау Циглер усиленно угощала его.Онвзялпеченье,залитоерозовой
глазурью. Оно зачерствело. Старики не съели ни крошки. Кофеонитожене
пили. Циглер рассеянно барабанил по столу.
- Возьмите еще... - сказала старуха. - Нам больше нечемвасугостить.
Но это вкусное печенье.
- Да, очень вкусное. Спасибо. Я недавно ел.
Он понял, что ему больше не удастся выжатьникакихсведенийизэтих
стариков. Может быть, им ничего и не известно. Гребер поднялся. - А выне
знаете, где еще я мог бы навести справки?
- Мы ничего не знаем. Мы совсем не выходим из дому. Мы ничего не знаем.
Нам очень жаль, Эрнст. Что поделаешь.
- Охотно верю. Спасибо за кофе. - Гребер направился к двери.
- А где же вы ночуете? - вдруг спросил Циглер.
- Да уж я найду себе место. Если нигде не удастся, то в казарме.
- У нас негде, - торопливо сказала фрау Циглер и посмотрела на мужа.-
Военные власти, конечно, позаботились об отпускниках, укоторыхквартиры
разбомбило.
- Конечно, - согласился Гребер.
- Может, ему свой ранец оставить у нас, пока он ненайдетчто-нибудь,
как ты думаешь, мать? - предложил Циглер. - Ранец все-таки тяжелый.
Гребер перехватил ответный взгляд жены.
- Ничего, - ответил он. - Мы народ привычный.
Он захлопнул за собой дверь и спустился по лестнице.Воздухпоказался
ему гнетущим. Циглеры, видимо, чего-то боялись. Он не знал,чегоименно.
Но ведь, начиная с 1933 года, было так много причин для страха...
Семью Лоозе поместили в большом зале филармонии. Зал был полон походных
кроватей и матрацев.Настенахвиселонесколькофлагов,воинственные
лозунги, украшенные свастикой, и писанный маслом портрет фюрера вширокой
золотой раме - все остаткибылыхпатриотическихпразднеств.Залкишел
женщинами и детьми. Между кроватями стояличемоданы,горшки,спиртовки,
продукты, какие-то этажерки и кресла, которые удалось спасти.
Фрау Лоозе с апатичным видом сидела на одной из кроватей посредизала.
Это была уже седая, грузная женщина с растрепанными волосами.
- Твои родители? - Она посмотрела на Гребера тусклым взглядомидолго
старалась что-то вспомнить.
- Погибли, Эрнст, - пробормотала она наконец.
- Что?
- Погибли, - повторила она.
- А как же иначе?
Мальчуган в форме налетел с разбегунаГребераиприжалсякнему.
Гребер отстранил его.
- Откуда вы знаете? - спросил он. Итутжепочувствовал,чтоголос
изменил ему и он задыхается. - Вы видели их? Где?
Фрау Лоозе устало покачала головой.
- Видеть ничего нельзя было, Эрнст,-пробормоталаона.-Сплошной
огонь, крики... и потом...
Слова ее перешли в неясное бормотание, но скоро и оно смолкло.Женщина
сидела, опершись руками о колени, глядя перед собой неподвижнымвзглядом,
словно была в этом зале совсем одна. Гребер с изумлением смотрел на нее.
- ФрауЛоозе,-медленнопроизнесон,запинаясь,-постарайтесь
вспомнить! Видели вы моих родителей? Откуда вы знаете, что они погибли?
Женщина посмотрела на него мутным взглядом.
- Лена тоже погибла, - продолжала она. - И Август. Ты же знал их...
У Греберамелькнулосмутноевоспоминаниеодвухдетях,постоянно
жевавших медовые пряники.
- Фрау Лоозе, -повторилон,емунеудержимохотелосьподнятьее,
хорошенько встряхнуть. - Прошу вас, скажите мне, откуда вы знаете, что мои
родители погибли! Постарайтесь вспомнить! Вы их видели?
Но она уже не слышала его.
- Лена, - прошептала фрау Лоозе. - Ее я тоже не видела. Меня не пустили
к ней. Не все ее тельце собрали, а ведь она былатакаямаленькая.Зачем
они это делают? Ты же солдат, ты должен знать.
Греберсотчаяниемпосмотрелвокруг.Междукроватямипротиснулся
какой-то человек и подошел к нему. Это был сам Лоозе. Он оченьпохудели
постарел. Бережно положил он руки на плечо жены, которая опять погрузилась
в свое безутешное горе, и сделал Греберу знак.
- Мать еще не может понять того, что случилось, Эрнст, - сказал он.
Почувствовав его руку, жена повела плечом. Медленно подняла она на него
глаза. - А ты понимаешь?
- Лена...
- А если ты понимаешь, - вдруг начала онаясно,громкоиотчетливо,
словно отвечала урок в школе, - то и ты не лучше тех, кто в этом повинен.
Лоозе испуганно оглянулся на соседние койки. Но никто ничего не слышал.
Мальчуган в форме бегал междучемоданамиишумноигралснесколькими
детьми в прятки.
- Не лучше, - повторила женщина. Потом поникла; и опять это былжалкий
комочек какой-то звериной тоски.
Лоозе кивнул Греберу. Они вышли вместе.
- Что произошло с моими родителями?-спросилГребер.-Вашажена
уверяет, что они погибли.
Лоозе покачал головой.
- Она ничего не знает, Эрнст. Она думает, что все погибли, разпогибли
наши дети. Ведь она не совсем того... ты не заметил? - Казалось, он что-то
старается проглотить. Адамово яблоко судорожно двигалось на тощейшее.-
Она говорит такие вещи... На нас уже был донос... Кто-то из этих людей...
Греберу вдруг почудилось, что Лоозе куда-то отодвинулся от него, в этом
грязно-сером свете он казался совсем крошечным.МигивотЛоозеопять
очутился рядом, он был опять обычного роста.КГреберусновавернулось
чувство пространства.