Гребер встал.
- Ты уже бежишь?
- Надо. Я места себе не нахожу.
Биндинг кивнул. Он напустил на себя важность и сказал:
- Я понимаю тебя, Эрнст. И мне тебяужасножаль.Тыжечувствуешь?
Верно?
- Да, Альфонс. - Гребер хотел уйти поскорее, не обижая его. - Язабегу
к тебе опять через несколько дней.
- Заходи завтра днем. Или вечерком. Так около половины шестого.
- Ладно, завтра. Около половины шестого. Ты думаешь, тебеужеудастся
что-нибудь узнать?
- Может быть. Посмотрим. Во всякомслучаемыпропустимпорюмочке.
Кстати, Эрнст - а в больницах ты справлялся?
- Справлялся.
Биндинг кивнул. - А... конечно, только на всякий случай - на кладбищах?
- Нет.
- Ты все-таки сходи.Навсякийслучай.Ведьоченьмногиеещене
зарегистрированы.
- Я пойду завтра с утра.
- Ладно, Эрнст, - сказал Биндинг, видимо,испытываяоблегчение.-А
завтра посидишь подольше. Мы, старые однокашники,должныдержатьсядруг
друга. Ты не представляешь, каким одиноким чувствует себя человек на таком
посту, как мой! Каждый лезет с просьбами...
- Я ведь тоже тебя просил...
-Этодругоедело.Яимеюввидутех,ктовыпрашиваетвсякие
привилегии.
Биндинг взял бутылку арманьяка, вогнал пробку в горлышко и протянулее
Греберу.
- Держи, Эрнст! Возьми с собой! Он тебе навернякапригодится!Подожди
еще минутку! - Он открыл дверь. - Фрау Клейнерт, дайте листокбумагиили
пакет!
Гребер стоял, держа в руках бутылку. - Не нужно, Альфонс...
Биндинг замахал руками. - Бери! У меня весь погребэтимнабит.-Он
взял пакет, который ему подала экономка, и засунул в него бутылку.-Ну,
желаю, Эрнст! Не падай духом! До завтра!
Гребер отправился на Хакенштрассе.Онбылнесколькоошеломленэтой
встречей. "Крейслейтер! - думал он. -Идолжножетакслучиться,что
первый человек, который готов мне помочь без всяких оговорок ипредлагает
стол и квартиру - нацистский бонза!" Гребер сунул бутылку в карман шинели.
Близился вечер. Небо было как перламутр, прозрачныедеревьявыступали
на фоне светлых далей. Голубая дымка сумерек стояла между развалинами.
Гребер остановился перед дверью, где была наклеена своеобразная газета,
состоявшая из адресов и обращений. Его записка исчезла. Сначала онрешил,
что ее сорвал ветер; но тогда кнопки остались бы. Однако их тоже небыло.
Значит, записку кто-то снял.
Он вдруг почувствовал, как вся кровь прихлынула к сердцу,иторопливо
перечел все записки, ища каких-нибудь сведений. Но ничего не нашел.Тогда
он перебежал к дому своих родителей. Вторая записка еще торчала таммежду
двумя кирпичами. Он вытащил бумажку и впился в нее глазами.Никтоеене
касался. Никаких вестей не было.
Гребер выпрямился и, ничегонепонимая,посмотрелкругом.Ивдруг
увидел, что далеко впереди ветер гонит какое-то белоекрыло.Онпобежал
следом.
Онпобежал
следом. Это была его записка. Гребер поднялееиуставилсяналисток.
Кто-тосорвалего.Сбокукаллиграфическимпочеркомбыловыведено
назидание: "Не укради!" Сначала он ничего не понял.Потомвспомнил,что
обе кнопки исчезли,анаобращенииматери,скоторогоонихвзял,
красуются опять все четыре. Она отобрала свою собственность, емужедала
урок.
Он нашел два плоских камня, положил записку наземь возле двери и прижал
ее камнями. Потом вернулся к дому родителей.
Гребер остановился перед развалинами и поднял глаза.Зеленоеплюшевое
кресло исчезло. Должно быть, кто-то унес его. На егоместеиз-подщебня
торчало несколько скомканных газет. Он вскарабкался наверх ивыдернулих
из-под обломков. Это были старые газеты, еще полные сообщениями опобедах
и именами победителей, пожелтевшие, грязные, изорванные. Он отшвырнул их и
принялся искать дальше. Через некоторое времяонобнаружилкнижку,она
лежаламеждубалками,открытая,желтая,поблекшая;казалось,кто-то
раскрыл ее, чтобы почитать. Он вытащил книжку иузналее.Этобылего
собственный учебник. Гребер перелистал его от середины к началуиувидел
свою фамилию на первой страничке. Чернила выцвели. Вероятно, он сделал эту
надпись, когда ему было двенадцать-тринадцать лет.
Это был катехизис, по нему они проходили закон божий. Книжкасодержала
в себе сотни вопросов и ответов. На страницах были кляксы, а нанекоторых
- замечания, сделанные им самим. Рассеянносмотрелон,настраницы.И
вдруг все перед ним покачнулось, он так и не понял, что разрушенныйгород
с тихим перламутровым небом над ним или желтая книжечка,вкоторойбыли
ответы на все вопросы человечества.
Гребер отложил катехизис и продолжал поиски. Но не нашел большеничего
- ни книг, ни каких-либо предметов из квартиры его родителей. Это казалась
ему неправдоподобным; ведь они жили на третьем этаже,иихвещидолжны
были лежать гораздо ниже под обломками.Вероятно,привзрывекатехизис
случайно подбросило очень высоко и, благодаря своей легкости, онмедленно
потом опустился. "Как голубь, - подумал Гребер, -одинокийбелыйголубь
мира и безопасности,-совсемисвоимивопросамиияснымиответами
опустился он наземлювночь,полнуюогня,чада,удушья,воплейи
смертей".
Гребер просидел еще довольно долгонаразвалинах.Поднялсявечерний
ветериначалперелистыватьстраницыкниги,точноеечиталкто-то
незримый. Бог милосерд, - быловнейнаписано,-всемогущ,всеведущ,
премудр, бесконечно благ и справедлив...
Гребер нащупал в кармане, бутылку арманьяка, которую емудалБиндинг.
Он вынул пробку и сделал глоток. Потом спустился на улицу.Катехизисаон
не взял с собой.
Стемнело. Света нигде не было. Гребер прошел через Карлсплац.Науглу
возле бомбоубежища он в темноте чутьнестолкнулсяскем-то.Этобыл
молодой офицер, который шел очень быстро.