Этобыл
молодой офицер, который шел очень быстро.
- Осторожнее! - раздраженно крикнул тот.
Гребер взглянул на лейтенанта. - Хорошо, Людвиг, в следующий раз я буду
осторожнее.
Лейтенант, опешив, посмотрел нанего.Потомпоеголицуразлилась
широкая улыбка.
- Эрнст! Ты!
Это был Людвиг Вельман.
- Что ты тут делаешь? В отпуску? - спросил он.
- Да. А ты?
- Уже все. Как раз сегодня уезжаю, потому и тороплюсь.
- Как провел отпуск?
- Так себе! Ну... сам понимаешь! Но уж в следующий раз я этойглупости
не повторю! Ни слова никому не скажу и поеду куда-нибудь, только не домой!
- Почему?
Вельман состроилгримасу.-Семья,Эрнст!Родители!Ничертане
получается! Они способны все испортить. Ты здесь давно?
- Четыре дня.
- Подожди. Сам убедишься.
Вельманпопыталсязакуритьсигарету.Ветерзадулспичку.Гребер
протянул ему свою зажигалку.Намигосветилосьузкоеэнергичноелицо
Вельмана.
- Им кажется, что мы все еще дети,-сказалонивыпустилдым.-
Захочется сбежать на один вечерок - исразужеукоризненныелица.Они
требуют, чтобы ты все свое время проводил с ними. Мать до сих порсчитает
меня тринадцатилетним мальчишкой. Первую половину моегоотпускаонавсе
лила слезы оттого, что я приехал, а вторую - оттого, что должен уехать. Ну
что ты будешь делать!
- А отец? Ведь он же был на фронте в первую войну!
- Он уже все позабыл. Или почти все. Для моего старика я-герой.Он
гордится моим иконостасом. Ему хотелось все времясомноюпоказываться.
Этакое трогательноеископаемое.Трогательныестарики,снимиужене
сговоришься, Эрнст! Берегись, как бы и твои не держали тебя за фалды!
- Да я уж поберегусь, - ответил Гребер.
- И все это делается из самых лучших побуждений, в них говорит забота и
любовь, но темхуже.Противэтоготруднобороться.Икажешьсясебе
бесчувственной скотиной.
Вельман посмотрел вслед какой-то девушке; вветреноммракееечулки
мелькнули светлым пятном.
- И поэтому пропал весь мой отпуск. Все, чего яотнихдобился,это
чтобы они не провожали меня на вокзал. И я боюсь, вдруг онивсе-такитам
окажутся. - Он рассмеялся. -Ссамогоначалапоставьсебяправильно,
Эрнст! Исчезай хоть повечерам.Придумайчто-нибудь!Ну,какие-нибудь
курсы! Служебные дела! Иначе тебя постигнет та же участь, чтоименя,и
твой отпуск пройдет зря, точно ты еще гимназист!
- Думаю, что у меня будет иначе.
Вельман тряхнул руку Гребера. - Будем надеяться. Значит,тебеповезет
больше, чем мне. Ты в нашей школе побывал?
- Нет.
- И не ходи. Я был. Огромнаяошибка.Вспомнитьтошно.Единственного
порядочного учителя и то выгнали. Польмана, он преподавал закон божий.Ты
помнишь его?
- Ну, конечно. Мне даже предстоит его посетить.
Мне даже предстоит его посетить.
- Смотри! Он в черных списках. Лучшеплюнь!Никогданикуданенадо
возвращаться. Ну, желаю тебе всего лучшего,Эрнст,внашейкороткойи
славной жизни. Верно?
- Верно,Людвиг!Сбесплатнымпитанием,заграничнымипоездкамии
похоронами на казенный счет! к - Да, попали в дерьмо!Богведает,когда
теперь увидимся! - Вельман засмеялся и исчез в темноте.
А Гребер пошел дальше. Он не знал, что делать. В городетемно,какв
могиле. Продолжать поиски уже невозможно; и он понял, что нужнонабраться
терпения. Впереди был нескончаемо длинный вечер.Вказармывозвращаться
еще не хотелось;идтикнемногочисленнымзнакомым-тоже.Емубыла
нестерпима их неловкая жалость; он чувствовал,чтоонирады,когдаон
уходит.
Рассеянно смотрел он на изъеденные крыши домов.
На что он рассчитывал? Найти тихий остров в тылу? Обреститамродину,
безопасность, убежище, утешение? Да, пожалуй.НоОстроваНадеждыдавно
беззвучно утонули в однообразии бесцельных смертей, фронты былипрорваны,
повсюду бушевала война. Повсюду, даже в умах, даже в сердцах.
Он проходил мимо кино и зашел. В зале было не так темно, как наулице.
Уж лучше побыть здесь, чем странствовать по черному городу илизасестьв
пивной и там напиться.
11
Кладбище было залито солнцем. В ворота, должно быть, попалабомба.На
дорожках имогилахлежалиопрокинутыекрестыигранитныепамятники.
Плакучие ивы были повалены; корни казались ветвями,аветви-длинными
ползучими зелеными корнями. Словно это были обвитыеводорослямистранные
растения, которые выбросило какое-то подземноеморе.Костиподвергшихся
бомбежке покойников удалось по большей частисновасобратьиаккуратно
сложить в кучу. Лишь кое-где в ветвях плакучих ив застряли мелкиеосколки
костей и остатки старых, полуистлевших гробов. Но черепа уже убрали.
Рядом с часовней выстроили сарай. В нем работали смотритель кладбищаи
двое сторожей. Смотритель весь взмок от пота.Когдаонуслышалпросьбу
Гребера, он только помотал головой.
- Ни минуты времени! До обеда надо провести двенадцать погребений. Боже
милостивый! Откуда мы можем знать, лежат тут ваширодителиилинет?Да
здесь десятки могил без всяких памятников и фамилий. Теперь у нас массовое
производство. Как же мы можем что-нибудь знать?
- Разве вы не ведете списков?
- Списки! - с горечью обратился надзирателькобоимсторожам.-Он
захотел списков! Вы слышите? Списки? Давызнаете,сколькотруповеще
лежат неубранные? Двести! Знаете, сколько к намдоставленоврезультате
последнего налета? Пятьсот! Асколькопослепредпоследнего?Триста!А
между ними прошло всего четыре дня.Развемыможемпоспетьпритаких
условиях? Да у нас ничего и не приспособлено!Намнужноземлечерпалками
рыть могилы, а не лопатами, чтобы хоть как-нибудь справиться со всем,что
еще лежит неубранное. А вы можете сказать заранее, когдабудетследующий
налет? Сегодня вечером? Завтра? А ему, видите-ли, списки подавай!
Гребер ничего не ответил.