Дойдядокалитки,поправил
фуражку, деревянно выпрямился и зашагал дальше, как аист.
- Не хотел бы я быть на месте того, кто сейчас попадет Гейни в лапы,-
сказал Биндинг.
Гребер поднял голову. Он думал как раз о том же.
- Ты считаешь это правильным, Альфонс? - спросил он.
Биндинг пожал плечами. - Этоведьлюди,виновныевгосударственной
измене. Недаром же они там сидят.
- Бурмейстер тоже был изменником?
Альфонс усмехнулся.
- Ну, тут особый случай. Да с ним ничего такого и не сделали.
- А если бы сделали?
- Ну, значит, не повезло. В наше время очень многимневезет,Эрнст.
Возьми хотя бы смерть от бомб. Пять тысячубитыхводномтольконашем
городе. А люди-то были получше, чем те, кто сидит вконцлагере.Поэтому,
какое мне дело, что там происходит? Я не отвечаю за это. И ты тоже.
Несколько воробьев, чирикая,прилетелинакрайбассейна,стоявшего
посреди лужайки. Один вошел в воду, забил крыльями, и тутжевсястайка
начала плескаться. Альфонс внимательно следил за ними.Казалось,онуже
забыл про Гейни.
Гребер увиделегодовольноебезмятежноелицоивдругпонял,как
безнадежно обречены всякая справедливость и сострадание: им сужденовечно
разбиваться о равнодушие, себялюбие истрах!Да,онпонялэто,понял
также, что и сам он не является исключением, что и самсопричастенвсему
этому, имеет к нему какое-то отношение - безличное, туманное и угрожающее.
Греберу чудилось, как он ни противился этому чувству,чтовсежеонс
Биндингом чем-то связан.
- Насчет ответственности дело нетакпросто,Альфонс,-сказалон
хмуро.
- Эх, Эрнст! Брось ты эти рассуждения! Ответственным можно бытьтолько
за то, что совершилсамолично.Даипритом,еслиэтоневыполнение
приказа.
- Когда мы расстреливаем заложников, мы утверждаемобратное,чтоони
якобы ответственны за то, что совершено другими, - сказал Гребер.
- А тебе приходилось расстреливать заложников?-спросилБиндинг,с
любопытством поворачиваясь к Греберу.
Гребер не ответил.
- Заложники - исключение, Эрнст, тут необходимость.
- Мы все оправдываем необходимостью, - с горечьюпродолжалГребер.-
Все, что мы сами делаем, хочу я сказать. Конечно, не то,чтоделаютте.
Когда мы бомбим города - это стратегическая необходимость; а когдабомбят
те - это гнусное преступление.
- Вот именно! Наконец-то ты рассуждаешьправильно!-Альфонслукаво
покосился на Гребера. На лице его появилась довольная улыбка. -Это-тои
называется современной политикой! "Правильното,чтополезнонемецкому
народу", - сказал имперский министр юстиции. А ему и книги в руки. Мы лишь
исполняем свой долг. Мы не ответственны. - Он наклонилсявперед.-Вон,
вон он - черный дрозд! Первый раз купается! Видишь, как воробьи удирают!
Гребер вдруг увидел, что впереди идет Гейни. Улицабылапуста.Между
зеленымиизгородямилежалрассеянныйсолнечныйсвет,желтаябабочка
порхаласовсемнизконадпесчанымидорожками,окаймлявшимимощеный
тротуар, а впереди, примерно метрах вста,Гейниповорачивалзаугол.
Улицабылапуста.Между
зеленымиизгородямилежалрассеянныйсолнечныйсвет,желтаябабочка
порхаласовсемнизконадпесчанымидорожками,окаймлявшимимощеный
тротуар, а впереди, примерно метрах вста,Гейниповорачивалзаугол.
Гребер пошел по песчаной дорожке. Хотя стояла глубокая тишина,егошагов
не было слышно. Если бы кто захотел сейчас прикончить Гейни, так вот очень
удобный случай, - подумал Гребер. - Кругом - ни души. Улица точно вымерла.
Можно почти беззвучно подкрасться к нему, идя по песку. Гейни ничего ине
заметит. Его можно сбить с ног, а потом задушить или заколоть.Выстрел-
это слишком громко, сбегутся люди. Гейни не бог весть какой силач; да, его
можно задушить.
Гребер заметил, что ускорил шаг. Даже Альфонс ничего бы незаподозрил.
Он решил бы, что кто-то захотел отомстить Гейни. Оснований для этого более
чем достаточно. А такой случай едва лиещеразпредставится.Иэто-
случай уничтожитьубийцунеизличноймести,убийцу,которыйчерез
какой-нибудь час будет, вероятно, терзать беззащитных, отчаявшихся людей.
У Гребера вспотели ладони. Дойдя до угла, он увидел, чтомеждуними
Гейни осталось метров тридцать. На улицевсеещебылопусто.Еслион
быстро добежит до него попеску,черезминутувсебудеткончено.Он
заколет Гейни и побежит дальше.
Вдруг он услышал,чтосердцеегоотчаянностучит.Стучитслишком
громко, ему даже на мгновение показалось, что Гейниможетуслышатьэтот
стук. "Да что это со мной? - спросил себя Гребер. - Какое мне дело?Каким
образом я впутался во все это?" Но мысль, которая занесколькомгновений
возникла как будто случайно, уже превратиласьвтаинственныйприказ,и
Греберу вдруг представилось, что все зависит оттого,подчинитсялион
этому приказу, - словно это могло искупить многоевегопрошлом,даи
самую жизнь Гребера, и, в частности, такие минуты в ней, которые онхотел
бы зачеркнуть; искупить что-тосодеянноеимили,наоборот,упущенное.
"Отмщение, - думал он. - Но ведь этого человекаонедвазнает,человек
этот ему, Греберу, не причинил никакого зла и не за что ему мстить...Еще
не причинил... - думал Гребер, - но может же случиться, что отецЭлизабет
оказался жертвой Гейни, или окажется ею сегодня-завтра, а комукакоезло
причинили заложники или невинные жертвы, которым нет числа? Кто несет вину
за них и где искупление?"
Гребер не сводил глаз со спины Гейни. Во рту унегопересохло.Из-за
калитки донесся собачий лай. Он испугался и посмотрел вокруг."Яслишком
много выпил, - сказал он себе, -нужноостановиться,всеэтоменяне
касается, это сумасшествие..." Нопродолжалидти,быстроибеззвучно,
побуждаемыйчем-то,чтопредставлялосьемугрознойисправедливой
неизбежностью, искуплениемивоздаяниемзатемногочисленныесмерти,
виновником которых он был.
Между ними осталось каких-нибудь двадцать метров, а Гребер всеещене
знал, что он сделает.