И внезапнопонял,
что ждет. Все в нем ждало. Он ждал вечера, какподнеприятельскимогнем
ждут перемирия.
14
- У нас есть сегодня отменный шницель по-венски, - заявил Марабу.
-Хорошо,-отозвалсяГребер.-Дайте.Ивсе,чтовыкнему
посоветуете. Мы полагаемся на вас.
- Вино прикажете то же самое?
- То же самое или, пожалуй, другое. Мы предоставляем выбор вам.
Кельнер,довольный,убежал.Гребероткинулсянаспинкустулаи
посмотрел на Элизабет. Ему чудилось, будто он с разрушенного огнем участка
фронта перенесен в уголок укрытой от войнымирнойжизни.Всепережитое
днем, казалось, отступило уже в далекое прошлое.Осталсятолькоотблеск
того мгновения, когда жизнь подошла к нему вплотную и, как быпрорвавшись
между камнямимостовойисквозьгрудыразвалин,вместесдеревьями
потянулась к свету зелеными руками. "Еще две недели жизни мне осталось!И
надо хватать ее, как липа - лучи света".
Марабу вернулся.
- Что вы скажете насчет бутылки Иоганнисбергера Каленберга?-спросил
он. - У нас есть ещенебольшойзапас.Посленеешампанскоепокажется
просто сельтерской. Или...
- Давайте Иоганнисбергер.
- Отлично, ваша честь.Выдействительнознаток.Этовиноособенно
подходит к шницелю. Я подам к нему еще зеленый салат. Он подчеркнет букет.
Вино это словно прозрачный родник.
"Обед приговоренного к смерти, - говорил себе Гребер. - Еще двенедели
таких обедов!" Он подумал это без горечи. До сих пороннезагадывало
том, что будет после отпуска. Отпуск казался бесконечным;слишкоммногое
произошло и слишком многое еще предстояло. Но сейчас, после того,какон
прочел сообщение Главного командования и побывал у Польмана, он понял, как
короток на самом деле этот отпуск.
Элизабет посмотрела вслед Марабу.
- Спасибо твоему другу Рейтеру, - сказала она. - Благодаря ему мы стали
знатоками!
- Мы не только знатоки, Элизабет. Мы больше. Мыискателиприключений,
искатели мирныхзон.Войнавсеперевернула.То,чтораньшеслужило
символомбезопасностииотстоявшегосябыта,сегодня-удивительное
приключение.
Элизабет рассмеялась. - Это мы так смотрим.
- Время такое. Уж на что мы никак не можемпожаловаться,такэтона
скуку и однообразие.
Гребер окинулЭлизабетвзглядом.Онасиделапереднимвкрасиво
облегавшем ее фигуру платье. Волосы были забраныподмаленькуюшапочку;
она походила на мальчика.
- Однообразие, - сказала она. - Ты, кажется,хотелприйтисегодняв
штатском?
- Не удалось. Негде было переодеться. - Гребер намеревался этосделать
у Альфонса, но после дневного разговора он уже туда не вернулся.
- Ты мог переодеться у меня, - сказала Элизабет.
- У тебя? А фрау Лизер?
- К черту фрау Лизер. Я уже и об этом думала.
- Надо послать к черту очень многое, - сказал Гребер.
- Надо послать к черту очень многое, - сказал Гребер. - Я тоже обэтом
думал.
Кельнер принес вино и откупорил бутылку; но неналил.Склонивголову
набок, он прислушивался.
- Опять начинается! - сказал он. - Очень сожалею, господа.
Ему незачем было пояснять свои слова. Черезмгновениевойсиренуже
заглушил все разговоры.
Рюмка Элизабет зазвенела.
- Где у вас ближайшее бомбоубежище? - спросил Гребер Марабу.
- У нас есть свое, тут же в доме.
- Оно не только для гостей, живущих в отеле?
- Вы тоже гость. Убежище очень хорошее. Получше, чем на фронте.Унас
тут квартируют офицеры в высоких чинах.
- Хорошо. А как же насчет шницелей по-венски?
- Их еще не жарили. Я сейчас отменю. Ведь вниз янемогуихподать.
Сами понимаете.
- Конечно, - отозвался Гребер. Он взял из рук Марабу бутылку и наполнил
две рюмки. Одну он предложил Элизабет. - Выпей. И выпей до дна.
Она покачала головой. - Разве нам не пора идти?
- Еще десять разуспеем.Этотолькопервоепредупреждение.Может,
ничего и не будет, как впрошлыйраз.Выпей,Элизабет.Винопомогает
победить первый страх.
- Позволю себе заметить, что ваша честь правы, - сказал Марабу. - Жалко
пить наспех такое тонкое вино; но сейчас - особый случай.
Он был бледен и улыбался вымученной улыбкой.
- Ваша честь, - обратился он к Греберу, - раньше мы поднималиглазак
небу, чтобы молиться. А теперь - поднимаем, чтобы проклинать. Вот дочего
дожили!
Гребер бросил быстрый взгляд на Элизабет. - Пей! Торопиться некуда.Мы
еще успеем выпить всю бутылку.
Она поднесла рюмку к губам и медленно выпила, в этомдвижениибылаи
решимость, и какая-то бесшабашнаяудаль.Поставиврюмкунастол,она
улыбнулась.
- К черту панику, - заявила она. - Нужно отучиться от нее. Видишь,как
я дрожу.
- Не ты дрожишь. Жизнь в тебе дрожит. И это не имеет никакого отношения
к храбрости. Храбр тот, кто имеет возможность защищаться. Все остальное-
бахвальство. Наша жизнь, Элизабет, разумнее нас самих.
- Согласна. Налей мне еще вина.
- Моя жена... - сказал Марабу, - знаете,нашсынишкаболен.Унего
туберкулез. Ему одиннадцать. Убежище у нас плохое. Жене тяжело носить туда
мальчугана. Она очень болезненная. Весит всего пятьдесяттрикилограмма.
Это на Зюдштрассе, 29. А я не могу ей помочь. Я вынужден оставаться здесь.
Гребер взял рюмку с соседнего столика, налилипротянулкельнеру.-
Нате! Выпейте и вы. Есть такое старинное солдатское правило:колиничего
не можешь сделать, постарайся хоть не волноваться. Вам это может помочь?
- Да ведь это только так говорится.
- Правильно. Мы же не мраморные статуи. Выпейте.
- Нам на службе не разрешается...
- Это особый случай. Вы сами сказали.
- Слушаюсь. - Кельнер посмотрел вокруг и взял рюмку. - Позвольтетогда
выпить за ваше повышение!
- За что?
- За ваше повышение в чин унтер-офицера.
- Спасибо. У вас зоркий глаз.
Кельнер поставил стакан.