Я сел у витрины, вытащил
сигарету и начал слушать.
Канбылхрупкийтемноволосый человексбольшимичернымигорящими
глазами.Онбыл молод, нестарше тридцати. Глядя на него, никто не сказал
бы, что это смельчак,долгие годыигравший согнем. Скорее, он походил на
поэта: настолько задумчивым и в тоже время открытым было это лицо. Рембо и
Вийон,впрочем, тоже были поэтами. А то,что совершал Кан, моглоприйти в
голову только поэту.
Громкоговоритель внезапно умолк.
- Извините, - сказал Кан, - я хотелдослушать речь до конца. Вы видели
людей на улице? Частьизнихс радостью прикончила бы президента - у него
много врагов. Они утверждают, что РузвельтвовлекАмерику в войну и что он
несет ответственность за американские потери.
- В Европе?
- Не только в Европе, но и на Тихом океане, там, впрочем,японцы сняли
с него ответственность.- Кан взглянул на меня внимательней. - По-моему, мы
уже где-то встречались? Может, во Франции?
Я рассказал ему о моих бедах.
- Когда вам надо убираться? - спросил он.
- Через две недели.
- Куда?
- Понятия не имею.
-В Мексику,- сказал он. - Или в Канаду. ВМексикупроще. Тамошнее
правительствоболее дружелюбно,оно принималодаже испанских refugies(1).
Надо запросить посольство. Какие у вас документы?
Я ответил. Он улыбнулся, и улыбка преобразила его лицо.
- Все то же самое, - пробормотал он. - Хотите сохранить этот паспорт?
- Иначе нельзя.Он - мой единственный документ. Если япризнаюсь, что
паспорт чужой, меня посадят в тюрьму.
- Может, и не посадят. Но пользы этовамне принесет.Что вы делаете
сегодня вечером? Заняты?
- Нет, конечно.
- Зайдите замной часов в девять. Нам понадобится помощь. И здесь есть
такой дом, где мы ее получим.
Круглоекраснощекое лицоскруглымиглазами и всклокоченнойкопной
волос добродушно сияло, как полная луна.
- Роберт! - воскликнула Бетти Штейн. - Боже мой, откуда вы взялись? И с
какихпор выздесь? Почемуя ничегоо васнеслышала? Неужели не могли
сообщить о себе! Ну конечно, у вас дела поважнее. Гдеуж тутвспомнить обо
мне? Типично для...
-----------------------------------------
(1)Беженцев(франц.).сообщить осебе!Нуконечно,увасдела
поважнее. Где уж тут вспомнить обо мне? Типично для...
- Вы знакомы? - спросил Кан.
Невозможнобылопредставитьсебечеловека,участвовавшеговэтом
переселениинародов,которыйнезналбыБеттиШтейн.Онабыла
покровительницейэмигрантов-также,какраньшевБерлинебыла
покровительницей актеров, художников и писателей, еще невыбившихся в люди.
Любвеобильное сердце этой женщины было открыто для всех, кто в ней нуждался.
Еедружелюбие проявлялось столь бурно,что поройграничило сдобродушной
тиранией: либо она принимала тебя целиком, либо вы становились врагами.
-Конечно,знакомы,-ответил яКану.-Правда, мыневиделись
несколько лет. И вот уже с порога, не успел я войти, как онаменя упрекает.
Это у нее в крови. Славянская кровь.
- Да, яродиласьв Бреславле, - заявила БеттиШтейн,-ивсееще
горжусь этим.
-Бываютжетакиедоисторическиепредрассудки,-сказалКан
невозмутимо.-Хорошо,что вызнакомы.Нашемуобщему другу Россу нужны
помощь и совет.
- Россу?
- Вот именно, Бетти, Россу, - сказал я.
- Он умер?
- Да, Бетти. И я его наследник.
- Понимаю.
Я объяснил ейситуацию.Она тутжес жаром ухватилась за это дело и
приняласьобсуждатьразличныевариантысКаном,которыйкакгерой
Сопротивленияпользовалсяздесьбольшимуважением.Аятемвременем
огляделся. Комната была очень большая, и все здесь соответствовало характеру
Бетти.Настенахвиселиприкрепленныекнопками фотографии - портретыс
восторженными посвящениями. Я началрассматриватьподписи: многие изэтих
людей уже погибли. Шестеро так и не покинули Германию, один вернулся.
- Почему фотография Форстера у вас в траурной рамке? - спросиля. - Он
ведь жив.
- Потому что Форстер опять в Германии.-Бетти повернуласько мне. -
Знаете, почему он уехал обратно?
- Потому что онне еврей и стосковался по родине, - сказал Кан. - И не
знал английского.
- Вовсе непотому. А потому, что в Америке не умеют делать его любимый
салат, - торжествующе сообщила Бетти. - И на него напала тоска.
В комнате раздалсяприглушенный смех.Эмигрантские анекдоты былимне
хорошо знакомы - смесь иронии и отчаяния.
СуществовалатакжецелаясерияанекдотовоГеринге,Геббельсеи
Гитлере.
- Почему же вы тогда не сняли его портрет? - спросил я.
-Потомучто,несмотрянавсе, ялюблюФорстера, и потому что он
большой актер. Кан засмеялся.
- Бетти, как всегда, объективна, - сказал он. - И в тот день, когда все
это кончится, она первая скажет о наших бывших друзьях, которые за это время
успелинаписатьвГерманииантисемитскиекнижонкииполучитьчин
оберштурмфюрера, что они, мол, делали это, дабыпредотвратить самое худшее!
- Он потрепал ее по мясистому загривку. - Разве я не прав, Бетти?
- Если другие - свиньи, тоэто незначит, чтои мы должны вести себя
по-свински, - возразила Бетти несколько раздраженно.
-Именнонатакиерассужденияониирассчитывают, -сказалКан
невозмутимо.