Страшно бывает
с "чистым искусством". Вспомните Ван Гога. За всю свою жизнь он не продал ни
одной картины и жилвпроголодь, а сейчас торговцы наживают на нем миллионы.
И так было испокон веку:
художник голодает, а торговец обзаводится дворцами.
- По-вашему, дельцов мучает совесть?
Лоу подмигнул:
-Ровнонастолько,чтобыбарыши неказались им чересчурпресными.
Торговцы картинами - народ своеобразный. Им хочется не только разбогатеть на
произведениях искусства, но зачастую и подняться доуровня этого искусства.
Ведь сам художник, продающий картины, почти всегда нищий, ему даже не на что
поужинать.Такимобразом,торговецчувствуетсвоепревосходство,
превосходство человека, который может заплатить за чужой ужин. Понятно?
- Даже очень. Хотя я не художник. Но в этом деле разбираюсь.
-Вотвидите.Художникавсегда используют.Ивот, чтобы сохранить
видимость любвикискусству,котороедаетторговцам возможностьжить в
полном довольстве,икхудожнику,которогоони эксплуатируют,торговцы
открывают художественные салоны. Иными словами, время отвремени устраивают
выставки. Восновном ониэто делают,чтобынажитьденьгина художнике,
связанном сними по рукам иногамкабальными договорами. Нотакже идля
того, чтобы художник получил известность. Довольно-таки жалкое алиби. Однако
на этом основании торгаши хотят считаться меценатами.
-Это,стало быть,иестьпаразитыотискусства?-спросиля,
развеселившись.
- Нет, - сказал Лоу-старший, закуривая сигару. - Они хоть что-то делают
для искусства. Паразитами яназываю дельцов, которые торгуюткартинами, не
имея ни лавок, нисалонов. Они используют интерес, которыйдругие вызывают
своими выставками. И при этомбез всяких затрат. Ведь они торгуют у себя на
квартире. У них нет издержек производства.Разве что они платят секретарше.
Дажеза помещение с них не взимают налогов; арендная плата приравнивается у
них кпроизводственным расходам, потомучтов квартиревисят картины.И
глядишь,всясемьяпаразитаживетсебевэтойквартиреирадуется.
Бесплатно. Мыгнем спинувлавке,тратим кровные денежкиидрагоценное
здоровье на служащих, а паразит валяется в кровати часовдо девяти, а потом
диктует письма секретарше и, как паук, поджидает покупателей.
- А вы разве не поджидаете покупателей?
- Не в такой роскоши. А как простой служащий, хотя служу у себя самого.
И потом, я не пират.
- Почему бы и вам не стать паразитом, господин Лоу?
Лоу взглянул на меня, нахмурившись. И я понял, что совершил ошибку.
- Вы не хотите из этических соображений. Не правда ли? - спросил я.
- Хуже.Изфинансовых.Статьпиратом можно, толькоимея вкармане
большиеденьги.И хорошийтовар.Иначе опростоволосишься.Первоклассный
товар.
- Значит, пират продает дешевле? Ведь издержек у него меньше.
Иначе опростоволосишься.Первоклассный
товар.
- Значит, пират продает дешевле? Ведь издержек у него меньше.
Лоу сунулсигару в ступку эпохиВозрождения,но тутжевытащилее
обратно, разгладил и закурил снова.
- Да нет же, дороже! - завопил он. - В этом весь фокус. Богатые кретины
дают себяодурачить ипритом думают, чтосовершили выгодный бизнес. Люди,
которыенажилимиллионы своим горбом, попадают впросак,увы, самым глупым
образом. Ловкачи играют на их снобизме и на их престиже, и тогда они лезут в
ловушку, как мухи на липкую бумагу. - От сигарыЛоу летели искры, словно от
бенгальского огня. - Все дело в упаковке, - причитал он. - Посоветуйте вновь
испеченному миллионеру купить Ренуара, и он поднимет вас насмех.Для него
что Ренуар, что велосипед - одинчерт. Носкажите ему, чтоРенуар придаст
емубольший вес вобществе, и онтутже купит две его картины.Выменя
поняли?
Я слушал Лоу свосхищением. Времяот времени он давалмне бесплатные
урокипрактической жизни. Обычно это происходило после обеденного перерыва,
когданаступалонекотороезатишье,илиповечерам,передтемкакя
заканчивал свою работу в подвале. Сейчас было послеобеденное время.
-Знаете, почемуя читаю вамкурслекций по высококвалифицированной
торговле картинами?
-Чтобыподготовитьменякведениюбоевыхоперацийнафронте
купли-продажи. Ибо с другими фронтами я уже знаком.
-Вы кое-какпознакомились спервойвисториитотальной войнойи
думаете,что она длявсех- внове.Но мы, деловые люди, ведемтотальную
войну с сотворения мира. Фронт проходит унас повсюду. -Лоу-старший гордо
выпрямился. - Точно так же, как и в семейной жизни.
- Вы женаты? - спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.
Мнененравилось,когдаслово"война"употреблялидлянелепых
сравнений. Для менявойна была ни с чем не сравнима,даже если сравнения и
не были нелепыми.
-Неженат! - ответил Лоу-старший, внезапнопомрачнев. - Но мой брат
задумалжениться.Хорошенькаяистория!Трагедия!Хочетженитьсяна
американке! Полная катастрофа.
- На американке?
-Да, на эдакой девице со взбитыми космами, вытравленными перекисью. С
глазами, как у селедки. И с оскаленной пастью, в которой торчат сорок восемь
зубов, нацеленных на наши добытыепотом и кровью денежки. На наши доллары -
хочу я сказать. Словом, крашеная гиена с кривыми ногами. Обе ноги - правые!
Я задумался, пытаясь мысленно воссоздать этот образ. Но Лоу продолжал:
-Беднаямоя мамочка! Хорошо,что онадо этого недожила.Если бы
восемь лет назад ее не сожгли, она перевернулась бы сейчас в гробу.
Я таки не разобрался в его сумбурнойболтовне, нооднослово вдруг
заставило меня насторожиться, как звук сирены:
- Сожгли?
-Да.