- ОнзавоевалГолливуд! - восклицалаБеттисгордостью. -Добился
признания.
Вилер явно не возражал против чествования.
- Какую роль ему дали? - спросил я Бетти. -Отелло? Одного избратьев
Карамазовых?
- Огромнейшую роль. Не знаю, какую точно. Но онвсех заткнет запояс!
Его ждет слава Кларка Гейбла.
- ИлиЧарльзаЛаутона, - ввернула племянницаБетти,высохшая старая
дева, которая разливала кофе. -Скорее Чарльза Лаутона. Он ведь характерный
актер.
Кан язвительно усмехнулся.
- Роль не такая уж грандиозная, - сказал он, - да исам Вилер не был в
Европе таким уж грандиозным актером. Помните историю о том, как один человек
пошелвПариже в ночноекабаре русскихэмигрантов? Владелец кабаре решил
произвести на него впечатление. Поэтому онсказал: наш швейцарбылраньше
генералом, официант у нас граф, этот певец - великий князь и так далее и так
далее.Гость молчаслушал. Наконец владелец вежливо спросил,указываяна
маленькую таксу, которую тот держал на поводке: "Будьте добры сказать, какой
породываша собачка?" "Моясобачка, - ответилпосетитель,- былав свое
время в Берлинеогромным сенбернаром", - Кан грустно улыбнулся. -Вилер на
самомделе получил маленькую роль.Он играетв одномвторосортном фильме
нациста, эсэсовца.
- Неужели? Но ведь он еврей.
-Ничего не значит.Пути Голливуданеисповедимы. Да итам,видимо,
считают,что эсэсовцы и евреи - на одно лицо. Вотужечетвертый раз,как
роль эсэсовца исполняет еврей. - Кан засмеялся. - Своего рода справедливость
искусства. Гестапокосвенным образом спасаетодаренныхевреев от голодной
смерти.
Бетти сообщила, чтов этотвечерпроездом вНью-Йоркебудет доктор
Грефенгейм. Многие присутствовавшие зналиего: он был знаменитым берлинским
гинекологом.Одноизпротивозачаточных средствназвалиего именем.Кан
познакомил меня с ним. Грефенгейм былскромный худощавый человекстемной
бородкой.
- Где вы работаете? - спросил его Кан. - Где практикуете?
-Практикую?-удивился Грефенгейм.-Яещенесдалэкзаменов.
Трудновато. А вы могли бы снова сдать на аттестат зрелости?
- Разве от вас этого требуют?
- Надо сдавать все с самого начала. И еще английский язык.
- Новедь вы былиизвестным врачом. Васнаверняка знают.Иеслив
Штатах существуют такие правила, для вас должны сделать исключение.
Грефенгейм пожал плечами.
- Это не так.Наоборот, по сравнению с американцами нас ставят в более
трудные условия. Вы ведь сами знаете, как все обстоит. Правда, специальность
врача такова,что онспасаетчужую жизнь.Но,вступив в свои ферейныи
клубы, врачи защищают собственную жизнь и не допускают в свою среду чужаков.
Вотнамиприходитсявторичносдаватьэкзамены.
Нелегкоедело-
экзаменоваться на чужомязыке. Мневедьужеза шестьдесят. -Грефенгейм
виноватоулыбнулся. -Надо было учитьязыки. Впрочем,всем намнесладко
живется.Апотомяещедолженгодпроходитьстажировкувкачестве
ассистента. Ноприэтом я буду по крайнеймере иметь бесплатное питание в
больнице и крышу над головой...
- Вы можете сказать нам всю правду, -решительно прервала его Бетти. -
Кани Росс васпоймут. Дело втом,что его обобрали.Один подонок, тоже
эмигрант, обобрал его.
- Послушайте, Бетти.
- Да.Нагло ограбил. УГрефенгеймабылаценнейшая коллекциямарок.
Часть этойколлекциионотдалприятелю,которыйужедавновыехализ
Германии. Тот должен был сохранить марки. Но когдаГрефенгеймприбыл сюда,
приятелякакподменили.Онзаявил,чторовноничегонеполучалот
Грефенгейма.
- Старая история!-сказал Кан.- Обычно,впрочем,утверждают, что
переданные вещи были отняты на границе.
- Тот тип оказался хитрее. Ведь иначе он признал бы, что получил марки.
И,сталобыть,уГрефенгейма появилосьбывсе женекотороеоснование
требовать возмещение убытков.
-Нет, Бетти, - сказалКан. - Никакихоснований. Выведьнебрали
расписку? - спросил он Грефенгейма.
- Разумеется, не брал. Это было исключено, такие передачи совершались с
глазу на глаз.
- Зато этот подлец живет теперь припеваючи,- возмущаласьБетти, -а
Грефенгейм голодает.
- Ну уж и голодаю... Конечно, я рассчитывал оплатить этими деньгами мое
вторичное обучение.
-Скажитемне,насколько васобштопали? - требовалабезжалостная
Бетти.
- Ну знаете... - смущенно улыбался Грефенгейм. - Да, это были мои самые
редкие марки. Думаю, любой коллекционер охотно заплатил бы за них шесть-семь
тысяч долларов.
Бетти уже знала эту историю, тем не менееееглаза-вишни опять широко
раскрылись.
- Целое состояние! Сколько добра можно сделать на эти деньги.
-Спасибоинатом, чтомаркинедосталисьнацистам,-сказал
Грефенгейм виновато.
Бетти взглянула на него с возмущением.
- Вечно эта присказка "спасибои натом". Эмигрантская безропотность!
Почему вы не проклинаете от всей души жизнь?
- Разве это поможет, Бетти?
-Всегдашнеевашевсепонимание,почти ужевсепрощение.Неужели вы
думаете, чтонацистнавашем месте поступилбытак же?Да он избилбы
обманщика до полусмерти!
Кан смотрел на Бетти с ласковойнасмешкой; всвоем платье слиловыми
оборками она была точь-в-точь драчливый попугай.
-Чего вы смеетесь? Ты, Кан, хоть задал перцу этим варварам.