Еще вчера ничего нельзя было заметить, и вот внезапно, за одну ночь, такое волшебное превращение: она стала мерцающим
розово-белым облаком, облаком светлых цветов, как будто стая бабочек, заблудившись, прилетела в наш грязный двор...
- И какой запах! - сказала Матильда, мечтательно закатывая глаза. - Чудесный! Ну точь-в-точь как ваш ром.
Я не чувствовал никакого запаха. Но я сразу понял, в чем дело.
- Нет, пожалуй, это больше похоже на запах того коньяка, что для посетителей, - заявил я. Она энергично возразила: - Господин Локамп, вы,
наверное, простыли. Или, может, у вас полипы в носу? Теперь почти у каждого человека полипы. Нет, у старухи Штосс нюх, как у легавой собаки. Вы
можете ей поверить. Это ром, выдержанный ром.
- Ладно уж, Матильда...
Я налил ей рюмку рома и пошел к заправочной колонке. Юпп уже сидел там.
Перед ним в заржавленной консервной банке торчали цветущие ветки.
- Что это значит? - спросил я удивленно.
- Это для дам, - заявил Юпп. - Когда они заправляются, то получают бесплатно веточку. Я уже сегодня продал на девяносто литров больше. Это
золотое дерево, господин Локамп. Если бы у нас его не было, мы должны были бы специально посадить его.
- Однако ты деловой мальчик.
Он ухмыльнулся. Солнце просвечивало сквозь его уши, так что они походили на рубиновые витражи церковных окон.
- Меня уже дважды фотографировали, - сообщил он, - на фоне дерева.
- Гляди, ты еще станешь кинозвездой, - сказал я в пошел к смотровой канаве; оттуда, из-под форда, выбирался Ленц.
- Робби, - сказал он. - Знаешь, что мне пришло в голову? Нам нужно хоть разок побеспокоиться о той девушке, что была с Биндингом.
Я взглянул на него:
- Что ты имеешь в виду?
- Именно то, что говорю. Ну чего ты уставился на меня?
- Я не уставился.
- Не только уставился, но даже вытаращился. А как, собственно, звали эту девушку? Пат... А как дальше?
- Не знаю, - ответил я.
Он поднялся и выпрямился:
- Ты не знаешь? Да ведь ты же записал ее адрес. Я это сам видел.
- Я потерял запись.
- Потерял! - Он обеими руками схватился за свою желтую шевелюру. - И для этого я тогда целый час возился в саду с Биндингом! Потерял! Но,
может быть, Отто помнит? - Отто тоже ничего не помнит.
Он поглядел на меня:
- Жалкий дилетант! Тем хуже! Неужели ты не понимаешь, что это чудесная девушка! Господи боже мой! - Он воззрился на небо. - В кои-то веки
попадается на пути нечто стоящее, и этот тоскливый чурбан теряет адрес!
- Она вовсе не показалась мне такой необычайной.
- Потому что ты осTл, - заявил он. - Болван, который не знает ничего лучшего, чем шлюхи из кафе «Интернациональ». Эх ты, пианист! Повторяю
тебе, это был счастливый случай, исключительно счастливый случай - эта девушка. Ты, конечно, ничего в этом не понимаешь. Ты хоть посмотрел на ее
глаза?
Разумеется, нет. Ты ведь смотрел в рюмку.
- Заткнись! - прервал его я. Потому что, напомнив о рюмке, он коснулся открытой раны.
- А руки? - продолжал он, не обращая на меня внимания. - Тонкие, длинные руки, как у мулатки. В этом уж Готтфрид кое-что понимает, можешь
поверить!
Святой Моисей! в кои-то веки появляется настоящая девушка - красивая, непосредственная и, что самое важное, создающая атмосферу. - Тут он
остановился.
- Ты хоть знаешь вообще, что такое атмосфера?
- Воздух, который накачивают в баллоны, - ответил я ворчливо.
- Конечно, - сказал он с презрительным сожалением. - Конечно, воздух.
Атмосфера - это ореол! Излучение! Тепло! Тайна! Это то, что дает женской красоте подлинную жизнь, живую душу. Эх, да что там говорить! Ведь
твоя атмосфера - это испарения рома.
- Да замолчи ты! Не то я чем-нибудь стукну тебя по черепу! - прорычал я.
Но Готтфрид продолжал говорить, и я его не тронул. Ведь он ничего не подозревал о том, что произошло, и не знал,, что каждое его слово было
для меня разящим ударом. Особенно, когда он говорил о пьянстве. Я уже было примирился с этим и отлично сумел утешить себя; но теперь он опять
всT во мне разбередил. Он расхваливал и расхваливал эту девушку, и скоро я сам почувствовал, что безвозвратно потерял нечто замечательное.
x x x
Расстроенный, отправился я в шесть часов в кафе «Интернациональ». Там было мое давнее убежище. Ленц снова подтвердил это. К моему изумлению,
я попал в суматоху большого пиршества. На стойке красовались торты и пироги, и плоскостопии Алоис мчался в заднюю комнату с подносом,
уставленным бренчащими кофейниками.
Я замер на месте. Кофе целыми кофейниками? Должно быть, здесь пирует большое общество и пьяные уже валяются под столами.
Но владелец кафе объяснил мне всT. Оказывается, сегодня в задней комнате торжественно провожали Лилли - подругу Розы. Я хлопнул себя по лбу.
Разумеется, ведь я тоже был приглашен. И притом как единственный мужчина, о чем многозначительно сказала мне Роза; педераст Кики, который
тоже присутствовал там, не шел в счет. Я успел сбегать и купить букет цветов, ананас, погремушку и плитку шоколада.
Роза встретила меня улыбкой светской дамы. В черном декольтированном платье, она восседала во главе стола. Ее золотые зубы сверкали. Я
осведомился, как чувствует себя малютка, и вручил целлулоидную погремушку и шоколад. Роза сияла.
Ананас и цветы я поднес Лилли:
- От души желаю счастья.
- Он был и остается настоящим кавалером, - сказала Роза. - А теперь, Робби, усаживайся с нами.
Лилли была лучшей подругой Розы. Она сделала блестящую карьеру. Она достигла того, что является заветной мечтой каждой маленькой проститутки,
- она была дамой из отеля. Дама из отеля не выходит на панель - она живет в гостинице и там заводит знакомства. Для большинства проституток это
недостижимо. У них не хватает ни гардероба, ни денег, чтобы иметь возможность хоть некоторое время прожить, выжидая клиентов. А вот Лилли хотя и
селилась преимущественно в провинциальных гостиницах, но всT же за несколько лет скопила почти четыре тысячи марок. Теперь она собиралась выйти
замуж. Ее будущий супруг имел маленькую ремонтную мастерскую. Он знал о ее прошлом, и это ему было безразлично. За будущее он мог не
беспокоиться. Когда одна из таких девиц выходила замуж, на нее можно было положиться. Она уже всT испытала, и ей это надоело. Такая становилась
верной женой.
Свадьба Лилли была назначена на понедельник. Сегодня Роза давала для нее прощальный ужин. Все собрались, чтобы в последний раз побыть вместе
с Лилли.
После свадьбы ей уже нельзя будет сюда приходить.
Роза налила мне чашку кофе. Алоис подбежал с огромным пирогом, усыпанным изюмом, миндалем и зелеными цукатами. Роза отрезала мне большой
кусок.
Я знал, как следует поступить. Откусив с видом знатока первый кусок, я изобразил величайшее удивление:
- Черт возьми! Но это уж, конечно, не покупное.