Шар прокатился несколько метров по крутому склону, оторвался от него и исчез из виду. А через несколько долгих мгновений снизу долетел
громкий всплеск.
Митя повернулся, медленно дошел до места, где сидел раньше, и сел прямо на землю, прислонясь спиной к камню.
- Странно, - сказал он после нескольких минут тишины, - но я сейчас совершенно четко вижу, что эта точка всегда была у меня перед
глазами. Абсолютно все время. Я просто никогда не обращал на нее внимания.
- Ты просто не знал, что можно обратить на нее внимание, - сказал Дима. - А есть еще очень много такого, на что ты сейчас точно так же не
обращаешь внимания, потому что не знаешь, что это можно сделать.
- Например?
- Ты любишь читать книги. Но в них все время написано о ком-то другом. Тебе никогда не хотелось прочитать книгу о себе?
- Я ее еще только пишу, - сказал Митя.
- Кто “я”?
Митя показал на себя пальцем, и Дима засмеялся.
- Это сильное преувеличение, - сказал он. - Если ты увидишь эту книгу, ты это сам поймешь.
- А как ее увидеть?
- Ты же сам только что сказал. Обратить внимание.
Митя закрыл глаза и некоторое время сидел молча.
- Не могу, - сказал он.
- Потому что ты до сих пор считаешь, что эту книгу пишешь ты сам, - сказал Дима, - хотя тот “ты сам”, который так считает, скорее и есть
эта книга.
Он присел на корточки напротив Мити и прошептал:
- Что будет, если голубая точка перед твоими глазами посмотрит сама на себя?
- Сама на себя?
Митя зажмурился, и его лицо даже перекосилось от напряжения, так что Дима снова засмеялся.
- Недавно ты упал вниз, - сказал он, - в колодец. Помнишь? А теперь попробуй упасть прямо вверх.
Вдруг у Мити в ушах громко хлопнуло, и он увидел, что перед ним опять не Дима. Перед ним был кто-то другой. И сидели они уже не среди
каменных выступов на маленькой земляной площадке, а совсем в другом месте, и не сидели, а просто находились, потому что сидеть там было не на
чем. Собственно, и не они - Мити уже не было, а был только тот, на кого он смотрел.
Это была фигура в чем-то вроде длинного сияющего плаща - а может быть, так выглядели сложенные светящиеся крылья. Ее лицо и руки были
чистым светом, но на них можно было смотреть так же, как на любые другие руки или лицо. Он знал все про эту фигуру - точнее, она знала все про
него, но это было одно и то же, потому что это и был он сам. Но не тот, каким он себя знал.
То, что было перед ним, на самом деле не имело ни тела, ни какой-либо определенной формы. Но чтобы можно было смотреть на это, надо было
придать ему какую-нибудь форму, что, как Митя понял, он и сделал совершенно автоматически. Ясно было только одно - все лучшее, настоящее, что он
считал главным в себе и всю жизнь охранял от других и даже от самого себя, было просто кривым и тусклым отражением того, что находилось сейчас
перед ним.
Все лучшее в его жизни было просто каплями свободы и счастья, которые медленно, по одной, просачивались к нему из неизвестного
резервуара, из мира, где ничего, кроме свободы и счастья, не было. А сейчас дверь в этот мир широко распахнулась.
И Митя понял, что он всегда был просто искаженным и неполным отражением этого существа, его слабой и бессильной тенью.
И одновременно он понял, что всегда и был этим существом, а то, что он считал собой раньше, было просто солнечным зайчиком, лучом света,
который упал на какую-то поверхность и образовал множество разноцветных пятен, так притянувших к себе его внимание, что то ли он стал думать,
что он и есть эти разноцветные движущиеся пятна, то ли пятна стали думать, что они - это он.
Как будто он был изображением на экране, а сейчас изображение вдруг повернулось, посмотрело в ту точку, откуда падал свет, и увидело, что
оно и есть эта точка и этот свет. Но что тогда было изображением? Митя посмотрел на него и увидел, что это тоже он.
У Мити мелькнула мысль, что все дело в экране, но когда он посмотрел на него, он увидел, что это тоже он сам, после чего стало совершенно
непонятно, как это он смог упасть сам на себя и образовать изображение, которое тоже он.
Митя попытался назвать собой хоть что-нибудь из всего этого и не смог. Он был всем этим и абсолютно ничем - просто игрой света и тени, на
которую смотрело то, что было им на самом деле, хотя на самом деле не было ничего такого, что было бы им - Митей, сидящим на холодной каменной
поверхности огромного и прекрасного мира, прислонясь спиной к неровному выступу скалы.
Он встал и огляделся. Димы нигде не было видно. Потом он заметил слабый дрожащий свет, мелькнувший в расщелине между двумя скалами, и
подумал, что Дима там. Дойдя до расщелины, он щелкнул зажигалкой, протянул ее вперед и шагнул через похожий на порог каменный выступ. Скалы
смыкались над головой, образуя подобие высокой пещеры. Митя увидел впереди слабый огонек, как будто у Димы в руках догорала спичка, и позвал:
- Дима! Где ты?
Тот не ответил.
- Кто ты такой? - крикнул Митя и пошел вперед.
Огонек тронулся ему навстречу, и через несколько шагов его вытянутая вперед рука с быстро нагревающейся зажигалкой уперлась в непонятно
как оказавшееся здесь зеркало в тяжелой полукруглой раме из темного дерева.
Глава 15
ЭНТОМОПИЛОГ
- То есть я как хочу сделать, Паш, - тонким тенорком говорил Арнольду Сэм, - я туда поеду и возьму корыто, а назад своим ходом. Тут я
корыто продам, а продам я его, Паша, круто. Они сейчас дорогие. И тогда у меня с прибабахом на два новых выйдет.
Они сидели свесив ноги на высоком деревянном заборе в начале набережной. Пальцы Сэма были вжаты в пластмассовые бока чемоданчика с такой
силой, что их ногти побелели, а лицо было покрыто маленькими бусинками пота и до крайности сосредоточено; глядел он в сторону моря, но явно
видел на его месте что-то другое.
- Но это, понятно, через баксы, - продолжал он, - а то их все сейчас продали, вот с рублями, козлы, и остались.