- Я думаю, что в жизни, - сказал он, - женщина, мать выразилась бывот
именно так или примерно в этом роде.
- Да ни в каком случае, ни в одной настоящей человеческойтрагедии,-
только на подмостках. Я вам скажу, как она реагировала бы в жизни.Вотчто
она сказала бы: "Как! Бесси увел какой-то неизвестный человек! Боже мой, что
за несчастье! Одно за другим! Дайте мне скорей шляпу,мненадонемедленно
ехать в полицию. И почему никто не смотрел за ней, хотела бы язнать?Ради
бога не мешайтесь, уходите с дороги, или я никогда не соберусь.Данеэту
шляпу, коричневую с бархатной лентой.Бесси,наверно,сумасошла!Она
всегда так стеснялась чужих! Я не слишком напудрилась? Ах, боже мой! Я прямо
сама не своя!"
- Вот как она реагировала бы, - продолжал Доу. - Люди в жизни, в минуту
душевных потрясений, невпадаютвгероикуимелодекламациюОнипросто
неспособны на это. Если они вообще в состоянии говорить в такие минуты,они
говорят самым обыкновенным, будничным языком, разве что немножко бессвязней,
потому что у них путаются мысли и слова.
- Шэк, - внушительно произнес редактор Уэстбрук,-случалосьливам
когда-нибудьвытащитьиз-подтрамваябезжизненное,изуродованноетело
ребенка, взять его на руки, принести и положитьнаколениобезумевшейот
горя матери? Случалось ли вам слышать приэтомсловаотчаяньяискорби,
которые в эту минуту сами собой срывались с ее губ?
- Нет, не случалось, - отвечал Доу. - А вам случалось?
- Да нет, - слегка поморщившись, промолвил редактор Уэстбрук.-Ноя
прекрасно представляю себе, что она сказала бы.
- И я тоже, - буркнул Доу.
И тут для редактора Уэстбрука настал самый подходящий моментвыступить
в качестве оракула и заставить умолкнуть несговорчивого автора.Мыслимоли
позволить неудавшемуся прозаику вкладывать в уста героев игероиньжурнала
"Минерва" слова, не совместимые с теориями главного редактора?
- Дорогой мой Шэк, - сказал он, -еслияхотьчто-нибудьсмыслюв
жизни, язнаю,чтовсякоенеожиданное,глубокое,трагическоедушевное
потрясение вызывает у человека соответственное, сообразное и подобающееего
переживанию выражениечувств.Вкакоймереэтонеизбежноесоотношение
выражения и чувства является врожденным, в какоймереонообусловливается
влиянием искусства, этотрудносказать.Величественное,гневноерычанье
львицы,укоторойотнимаютдетенышей,настолькожевышепосвоей
драматической силе ее обычного вояимурлыканья,наскольковдохновенная,
царственная речь. Лира выше его старческих причитаний. Но наряду с этим всем
людям, мужчинам и женщинам, присуще какое-то, я бы сказал,подсознательное,
драматическое чувство, которое пробуждается в них поддействиемболееили
менее глубокого и сильного переживания; это чувство, инстинктивноусвоенное
ими из литературы или из сценического искусства, побуждает их выражатьсвои
переживания подобающим образом, словами,соответствующимисилеиглубине
чувства.
- Но откуда же, во имя всех небесныхтуманностей,черпаетсвойязык
литература и сцена? - вскричал Доу.
- Из жизни, - победоносно изрек редактор.
Автор сорвался сместа,красноречиворазмахиваяруками,неявноне
находя слов для того, чтобы подобающим образом выразить свое негодование.
На соседней скамьекакой-тооборванныймалый,приоткрывосоловелые
красные глаза, обнаружил, что его угнетенный собратнуждаетсявморальной
поддержке.
- Двинь его хорошенько, Джек, -прохрипелон.-Этакийшаромыжник,
пришел в сквер ибузит.Недастпорядочнымлюдямспокойнопосидетьи
подумать.
Редактор Уэстбрук с подчеркнутой невозмутимостью посмотрел на часы.
- Но объясните мне, - в яростном отчаянии накинулся на негоДоу,-в
чемсобственно,заключаютсянедостатки"Пробуждениядуши",которыене
позволяют вам напечатать мой рассказ.
- Когда Габриэль Мэррей подходит к телефону, - начал Уэстбрук, - иему
сообщают, что его невеста погибла от руки бандита, он говорит,яточноне
помню слов, но...
- Я помню, - перебил Доу. - Он говорит: "ПроклятаяЦентральная,вечно
разъединяет. (И потом своему другу.) Скажите, Томми, пулятридцатьвторого
калибра, это что, большая дыра? Надо же, везет какутопленнику!Дайтемне
чего-нибудь хлебнуть, Томми,посмотритевбуфете,данет,чистого,не
разбавляйте".
- И дальше, - продолжал редактор,уклоняясьотобъяснений,-когда
Беренис получает письмо от мужа иузнает,чтоонбросилееиуехалс
маникюршей, она, я сейчас припомню...
- Она восклицает, - с готовностью подсказал автор: -"Нет,вытолько
подумайте!"
- Бессмысленные, абсолютно неподходящие слова, - отозвался Уэстбрук.-
Они уничтожают все, рассказ превращаетсявкакой-тожалкий,смехотворный
анекдот.Ихужевсегото,чтоэтисловаявляютсяискажением
действительности.Ниодинчеловек,внезапнонастигнутыйбедствием,не
способен выражаться таким будничным, обиходным языком.
- Вранье! - рявкнул Доу, упрямо сжимая свои небритыечелюсти.-Ая
говорю - ни один мужчина, ни одна женщина в минуту душевногопотрясенияне
способны ни на какие высокопарные разглагольствования. Они разговаривают как
всегда, только немножко бессвязней.
Редакторподнялсясоскамьисснисходительнымвидомчеловека,
располагающего негласными сведениями.
- Скажите, Уэстбрук, - спросил Доу, удерживая его заобшлаг,-авы
приняли бы "Пробуждение души", если бы вы считали, что поступки и слова моих
персонажей в тех ситуациях рассказа, о которых мы говорили, не расходятсяс
действительностью?
- Весьма вероятно, что принял бы, если бы я действительно так считал, -
ответил редактор.