Последнее звучит красивее, зато первое гораздо
выгоднее. Ибо, когда бакалейщик заплатитнамзаработу,мыможемвзять
напрокат фрак и - штампованный юмор тут больше к месту-показатьбогеме,
где раки зимуют.
Мисс Медора избрала водоворот и тем самымдаланамсюжетдляэтого
маленького рассказа.
Профессор Анджелини очень хвалил ее этюды. Однажды, когда онапоказала
ему эскиз каштана в парке, он объявил, что из нее выйдет вторая РозаБонер.
Ноиногда(всемвеликимхудожникамсвойственныкапризы)онрезкои
беспощадно критиковал ее работы: Например, водинпрекрасныйденьМедора
тщательноскопироваластатуюнаплощадиКолумбаиееархитектурное
окружение. Профессор, иронически улыбаясь, отшвырнул набросок и сообщилей,
что Джотто однажды начертил идеальную окружность одним движением руки.
Как-то раз шел дождик, денежный перевод из Гармонии запоздал, уМедоры
болелаголова,профессорпопросилунеевзаймыдвадоллара,из
художественного магазина вернули непроданными все ее акварели,и...мистер
Бинкли пригласил ее поужинать.
Мистер Бинкли был присяжный весельчак пансиона. Ему уже стукнулосорок
девять, и весь день он сидел в своей рыбной лавке наодномизцентральных
рынковгорода.Нопослешестичасоввечераоннадевалфраки
разглагольствовал об Искусстве. Молодые люди звали его пролазой.Считалось,
что в самом избранном кругу богемы он свой человек.Нидлякогонебыло
тайной, что он как-то дал десять долларов взаймы одномуюноше,подававшему
надежды и даже поместившему какой-то рисунок в "Пэке". Вот таким-тообразом
некоторые получают доступ в заколдованный круг, а другие - сытный ужин.
Остальные жильцы с завистью смотрели наМедору,когдаонавдевять
часов вечера выходила из пансиона подрукусмистеромБинкли.Онабыла
прелестна, как букет осенних листьев, в своейбледно-голубойблузкеиз...
э-э... ну, знаете, такая воздушная ткань, и плиссированной вуалевой юбке,с
румянцем на худых щеках, чуть тронутых розовой пудрой, с платочком иключом
от комнаты в шагреневой коричневой сумке.
И мистер Бинкли, краснолицый и седоусый, выглядел оченьвнушительнои
эффектно в узком фраке, сжирнойскладкойнашее,точноузнаменитого
романиста.
Свернув за угол сяркоосвещенногоБродвея,ониподъехаликкафе
Теренс, самому популярному среди богемы кабачку, куда доступоткрыттолько
избранным.
Медора с Зеленых гор шла засвоимспутникоммеждурядамималеньких
столиков.
Три раза в жизни женщина ступает словно по облакам и ног подсобойне
чувствует от радости: первый раз, когда онаидетподвенец,второйраз,
когда она входит в святилище богемы, и третийраз,когдаонавыходитиз
своего огорода с убитой соседской курицей в руках.
За накрытым столом сидели трое или четверо посетителей. Официантлетал
вокруг, как пчела, на скатерти сверкали хрусталь и серебро. Какпрелюдияк
ужину, подобный доисторическим гранитным пластам,предшествующимпоявлению
простейшихорганизмов,зубаммногострадальныхгорожанбылпредложен
французский хлеб, изготовленный по тем же рецептам, что и вековыегранитные
глыбы, - и боги улыбались, вкушая нектар сдомашнимибулочками,азубные
врачи плясали от радости под сенью своих блистающих золотом вывесок.
Взор Бинкли, устремленный на одного из молодыхлюдей,блеснулособым
блеском, свойственным представителю богемы, - в этом взоре сочетались взгляд
василиска, сверкание пузырьков в бокалах с пивом,вдохновениехудожникаи
назойливость попрошайки.
Молодой человек вскочил с места.
- Здорово, старина Бинкли! - крикнул он. - И не думайте проходитьмимо
нашего стола. Садитесь с нами, если вы не ужинаете в другой компании.
- Ну что ж, дружище, - сказал Бинкли, владелец рыбной лавки.-Выже
знаете, я люблю толкаться среди богемы.МистерВандейк,мистерМаддер...
э-э... мисс Мартин, тоже любимица муз... э-э...
Присутствующие быстро перезнакомились. Тут были еще мисс Элизаимисс
Туанетта - скорее всего натурщицы, - они болтали о Генри Джемсе иСен-Режи,
и это получалось у них неплохо.
Медора была в упоении. Голова у нее кружилась от музыки,исступленной,
опьяняющей музыки трубадуров, восседавших где-то в задних комнатах Элизиума.
Это "был мир, доселе недоступный ниеебуйномувоображению,нижелезным
дорогам, контролируемым Гарриманом. Она сидела, спокойная по внешности,как
и подобает уроженке Зеленых гор, но ее душа была охваченазнойнымпламенем
Андалузии. За столиками сидела богема. В воздухевеялоароматомцветови
цветной капусты. Звенели смех и серебро, дамампредлагалирукуисердце,
вино и фрукты; в бокалах искрилось шампанское, в беседах - остроумие.
Вандейквзъерошилсвоидлинныечерныекудри,сдернулнасторону
небрежно повязанный галстук и наклонился к Маддеру.
- Послушай, Мадди, - прошептал он счувством,-иногдамнехочется
вернуть этому филистеру десять долларов и послать его к черту.
Маддер взъерошил мочального цвета гриву и сдернул насторонунебрежно
повязанный галстук.
- И думать не смей, Ванди, - ответил он. - Деньги уходят,аИскусство
остается.
Медора ела необыкновенные кушанья и пила вино, которое стояло перед ней
в стакане. Оно было того же цвета, что и дома в Вермонте. Официантналилв
другой бокал чего-то кипящего, что оказалось холодным на вкус. Никогда еще у
нее не было так легко на сердце.
Оркестр играл грустный вальс, знакомый Медоре по шарманкам. Онакивала
в такт головой, напевая мотив слабеньким сопрано. Маддерпосмотрелнанее
через стол, удивляясь, в каких морях выудил ее Бинкли. Она улыбнулась ему, и
оба они подняли бокалы с вином, которое кипело в холодном состоянии.
Бинкли оставил в покое искусствоиболталтеперьонебываломходе
сельди.