В конце второго года мисс Рэй неожиданно заявила своей близкойподруге
мисс д'Арманд, что она уезжает на лето в какую-то первобытнуюдеревушкуна
северном берегу Лонг-Айленда и что она больше не вернется на сцену.
Спустя семнадцать минут после того, как мисс Линеттд'Армандизъявила
желание узнать, где обретается ее милая подружка, в дверь громкопостучали.
Можете не сомневаться, это была Розали Рэй. Послетогокакмиссд'Арманд
громко крикнула "войдите", она ворвалась в комнату, возбужденная и вместес
тем обессиленная, и бросила на пол тяжелый саквояж. Да, всамомделе,это
была Розали, в широком дорожном плаще, явно носившемследыпутешествия,и
при этомневавтомобиле,-вплотноповязаннойкоричневойвуалис
разлетающимися концами в полтора фута длиной, всеромкостюме,коричневых
ботинках и сиреневых гетрах.
Когда она откинула вуаль и сняла шляпу,появилосьоченьнедурненькое
личико, которое в эту минуту пылалооткакого-тонеобычноговолнения,и
большие глаза, полныетревоги,затуманенныекакой-тотайнойобидой.Из
тяжелой копны темно- каштановых волос, заколотых кое-как, наспех, выбивались
волнистые пряди,акороткиенепослушныезавитки,выскользнувшиеиз-под
гребенок и шпилек, торчали во все стороны.
Встречадвухподругнесопровождаласьникакимивокальными,
гимнастическими, осязательными и вопросительно-восклицательнымиизлияниями,
которыми отличаются приветствия их светских сестер,неимеющихпрофессии.
Обменявшись коротким рукопожатием и бегло чмокнув другдругавгубы,они
сразу почувствовали себятак,какеслибыонивиделисьтольковчера.
Приветствия бродячих актеров, чьи пути то скрещиваются, то снова расходятся,
похожи на краткие приветствия солдат или путешественников,столкнувшихсяв
чужой стороне, в дикой, безлюдной местности.
- Я получила большой номер двумя этажами выше тебя, - сказала Розали, -
но я еще там не была, а пришла прямо к тебе. Я и понятия неимела,чтоты
здесь, пока мне не сказали.
- Я здесь уже с конца апреля, - сказала Линетт, - и отправляюсь в турне
с "Роковым наследством". Мы открываем сезон на будущей неделе в Элизабет.А
ведь я думала ты бросила сцену, Ли. Ну, расскажи же мне о себе,
Розали ловко устроиласьнакрышкевысокогодорожногосундукамисс
д'Армандиприслониласьголовойкоклееннойобоямистене.Благодаря
давнишней привычке эти вечно блуждающие театральные звезды чувствуют себяв
любом положении так же удобно, как в самом глубоком, покойном кресле.
- Сейчасятебевсерасскажу,Линн,-отвечалаонаскаким-то
необыкновенно язвительным и вместе с тембесшабашнымвыражениемнасвоем
юном личике, - а с завтрашнего дня я снова пойду обивать порогинаБродвее
да просиживать стулья в приемных антрепренеров. Если быкто-нибудьзаэти
три месяца и даже еще сегодня до четырех часов дня сказал мне, чтояснова
буду выслушивать эту неизменную фразу:
"Оставьте-вашу-фамилию-и-адрес", - ябырасхохоталасьвлицоэтому
человеку не хуже мисс Фиск в финальной сцене.
Если быкто-нибудьзаэти
три месяца и даже еще сегодня до четырех часов дня сказал мне, чтояснова
буду выслушивать эту неизменную фразу:
"Оставьте-вашу-фамилию-и-адрес", - ябырасхохоталасьвлицоэтому
человеку не хуже мисс Фиск в финальной сцене.Дай-камненосовойплаток,
Линн. Вот ужас эти лонг-айлендские поезда! У меня все лицо в копоти,вполне
можно было бы играть Топси, не нужно никакой жженойпробки.Да,кстатио
пробках, нет ли у тебя чего- нибудь выпить, Линн?
Мисс д'Арманд открыла шкафчик умывальника.
- Вот здесь, кажется, с пинту манхэттенскойосталось.Тамвстакане
гвоздика, но ее...
- Давай бутылку, стакан оставь для гостей. Вотспасибо,какразто,
чего мне недоставало. За твое здоровье...Этомойпервыйглотокзатри
месяца!.. Да, Линн, я бросила сцену в конце прошлого сезона, бросила потому,
что устала от этой жизни, а главное потому, чтомнедосмертиопротивели
мужчины, те мужчины, с которыми приходится сталкиватьсянам,актрисам.Ты
сама знаешь, что это за жизнь, - борешься закаждыйшаг,отбиваешьсяото
всех, начиная с антрепренера, который желает тебяпокататьвсвоемновом
автомобиле, и кончая расклейщиком афиш, который считает себя вправе называть
тебя запросто, по имени. А хуже всего этомужчины,скоторымиприходится
встречаться после спектакля! Все эти театралы, завсегдатаи, которые толкутся
у нас за кулисами, приятели директора, которые тащат нас ужинать, показывают
свои брильянты, предлагают поговорить насчет нас с "Дэном, ДэвомиЧарли",
ах, как я ненавижу этих скотов! Нет, правда, Линн, когда такие девушки,как
мы, попадают на сцену, их можно только жалеть. Подумай, девушкаизхорошей
семьи, она старается, трудится, надеется чего то достигнуть своим искусством
- и никогда ничего не достигает. У наспринятосочувствоватьхористкам-
бедняжки, они получают пятнадцать долларов в неделю! Чепуха, какие огорчения
у хористок! Любую из нас можно утешить омаром.
Уж если над кем проливать слезы, так это над судьбойактрисы,которой
платят от тридцати до сорока пяти долларов в неделю за то, что она исполняет
главную роль в каком-нибудь дурацком обозрении Она знает, чтобольшегоона
не добьется, и так она тянетгодами,надеетсянакакойто"случай",и
надежда эта никогда не сбывается.
А эти бездарные пьесы, в которыхнамприходитсяиграть!Когдатебя
волокут по всей сцене за ноги, какв"Хоретачек",такэтамузыкальная
комедия кажется роскошной драмой посравнениюстемиидиотскимивещами,
которые мне приходилось проделывать в наших тридцатицентовых номерах.
Но самое отвратительное во всем этом - мужчины, мужчины, которыепялят
на тебя глаза, пристают сразговорами,стараютсякупитьтебяпивомили
шампанским, в зависимости оттого,восколькоонитебярасценивают.А
мужчины в зрительном зале, которые ревут, хлопают, топают, рычат, толпятся в
проходах, пожирают тебя глазами и, кажется, вот-вот проглотят,-настоящее
стадо диких зверей, готовых разорвать тебя на части, толькопопадисьимв
лапы.