В первый раз мы с Эндираздобылитакойкапитал,чтодаже
приостановились на время и стали размышлять, какимобразомоночутилсяу
нас.
- Энди, - говорю я, - люди мы с тобой богатые. Конечно, богатство у нас
не громадное, но так как мы скромный народ, то выходит, что мыбогаты,как
Крысы, И хочется мне подарить что-нибудь человечеству.
Энди отвечает:
- Я тоже не прочь. Чувства у нас с тобой одинаковые. Были мы мазуриками
вей свою жизнь и как только не объегоривали несчастную публику. Продавали ей
самовоспламеняющиесяворотничкиизцеллулоида,наводниливсюДжорджию
пуговицами с портретами президента Гока Смита,атакогопрезидентаине
было. И я бы внес два-три пая в это предприятие по искуплению грехов, ноне
желаю я бить в цимбалы в АрмииспасенияилипреподаватьсоплякамВетхий
Завет по системе Бертильона (2). Куда же нам истратить эти деньги?Устроить
бесплатную обжорку для бедных или послать тысчонки две Джорджу Кортелью (3)?
- Ни то, ни другое, - говорю я. - У нас слишком много денег,ипотому
мы не вправе подавать милостыню; а для полного возмещения убытков всеравно
не хватит капиталов. Так что надо изобрести средний путь.
На следующий день, шатаясь по Флоресвилю,видиммы:нагоркестоит
какой-то красный домина, кирпичный и вроде как будтопустой.Спрашиваему
прохожих: что такое? И нам объясняют, что один шахтовладелец, лет пятнадцать
назад, затеял построить себе на этомхолмерезиденцию.Строил,строили
выстроил, да заглянул в чековую книжку, а у него на покупку мебелиосталось
два доллара и восемьдесят центов. Вложил он этот капитал в бутылочкувиски,
взобрался на крышу и вниз головой на то самое место,гдетеперьпочиетв
мире.
Посмотрелимынакирпичноездание,иобаодновременноподумали:
набьем-камыегоэлектрическимилампочками,фланелькамидлявытирания
перьев, профессорами, поставим на лужайку чугунного пса, статуи Геркулесаи
отца Иоанна и откроем лучшее в мире бесплатное учебное заведение.
Потолковалимыобэтойидеессамымиименитымифлоресвильскими
гражданами; им этаидеяпонравилась.Намустраиваютшикарныйбанкетв
пожарномсарае-ивотвпервыемыпоявляемсявролиблагодетелей
человечества, радеющих о просвещении и прогрессе. Энди даже речьговорил-
полтора часа, никак не меньше - об орошении в Нижнем Египте, а потомзавели
граммофон, слушали благочестивую музыку и пили ананасный шербет.
Мы не теряли времени и пустились филантропствовать вовсю. Каждого,кто
только моготличитьлестницуотмолотка,мызавербоваливрабочиеи
принялись за ремонт. Оборудовали аудитории и классныекомнаты,потомдали
телеграмму в СанФранциско, чтобы нам прислали вагон школьных парт, мячей для
футбола,учебниковарифметики,перьев,словарей,профессорскихкафедр,
аспидных досок,скелетов,губок,двадцатьсемьнепромокаемыхмантийи
шапочек для студентов старшего курса ивообщевсего,чтополагаетсядля
университетовсамогопервогосорта.
Еженедельныежурналы,понятно,
напечатали наши портреты, гравированные на меди; а мы темвременемпослали
телеграмму в Чикаго, чтобы нам выслали экстреннымпоездомисоплаченной
погрузкой шестерых профессоров - одного по английской словесности, одного по
самым новейшим мертвым языкам,одногопохимии,одногопополитической
экономии (желателен демократ), одного по логике и одного,которыйзналбы
итальянский язык, музыкуибылбызаодноживописцем.Банк"Эсперанца"
гарантировал жалование - отвосьмисотдолларовдовосьмисотдолларови
пятидесяти центов.
В конце концов все сложилось у нас как следует. Над главным входом была
высечена надпись: "Всемирный университет. Попечители и владельцы - Питерси
Таккер". И к первому сентября стали слетатьсясовсехстороннашигуси.
Сначала прибылиэкспрессомизТаксонапрофессора.Былионипочтивсе
молодые, в очках, рыжие, обуреваемые двумя сентиментами: амбиция и голод. Мы
с Энди расквартировали их у жителей Флоресвиля и стали поджидать студентов.
Они прибывали пачками Мы напечатали публикации о нашем университетево
всех газетах штата, и нам было приятно, что страна такбыстрооткликнулась
нанашпризыв.Двестидевятнадцатьжелторотыхюнцовввозрастеот
восемнадцати лет до густых волос на подбородке отозвались натрубныйглас,
зовущий их к бесплатному обучению.Онипеределаливесьэтотгород,как
старый диван, содрали старую обшивку,разорвалиеепошвам,перевернули
наизнанку, набили новым волосом, и стал городок - прямо Гарвард (4).
Маршировалипоулицам,носилиуниверситетскиезнамена-цвет
ультрамариновый и синий; очень, очень оживился Флоресвиль.Эндисказалим
речь с балкона гостиницы "Небесный пейзаж"; весь город ликовал и веселился.
Понемногу - недели в две - профессорам удалосьразоружитьмолодежьи
загнать ее в классы Приятно быть филантропом - ей-богу, нетнавсемсвете
занятия приятнее. Мы с Энди купили себе цилиндры и стали делатьвид,будто
избегаем двухинтервьюеров"Флоресвильскойгазеты".Уэтойгазетыбыл
фоторепортер, который снимал нас всякий раз, как мы появлялись на улице, так
что наши портреты печатались каждую неделювтомотделегазеты,который
озаглавлен "Народное просвещение". Энди дважды в неделю читал в университете
лекции, а потом, бывало, встану я и расскажу какую-нибудьсмешнуюисторию.
Один раз газета поместила мой портрет между изображениями АвраамаЛинкольна
и Маршела П. Уайлдера
Энди был так же увлечен филантропией, как ия.Случалось,проснемся,
бывало, ночью и давай сообщать друг другу свои новые планы - что бы намеще
предпринять для университета
- Энди, - говорю я ему однажды, - мы упустили очень важнуювещь.Надо
бы устроить для наших мальчуганов дромадеры.
- А что это такое? - спрашивает Энди.
- А это то, в чем спят, - говорю я.