Это было и красиво и просто, как всякое подлинно великое жульничество.
К десяти часам утра серебряные доллары, сыпавшиеся настойку,немного
замедлили темп и стали вместо джиги наигрывать тустепы и марши. Но яглянул
в окно и увидел, что сотни две нашихклиентоввытянулисьдлиннымхвостом
перед городской сберегательной и ссудной кассой, и понял, что они хлопочут о
новых долларах, которыевысосетунихнашвосьминогсвоимимокрымии
скользкими щупальцами.
В полдень все ушли подомамобедать,какиподобаетфешенебельным
людям. Мы разрешили барменам воспользоваться этим краткимзатишьемитоже
пойти закусить, а сами сталиподсчитыватьвыручку.Мызаработалитысячу
триста долларов.Понашемуподсчетувыходило,что,еслиПтичийГород
останется островом еще две недели, у нашего треста будет достаточно средств,
чтобыпожертвоватьЧикагскомууниверситетуновоеобщежитиесобитыми
войлоком стенами для всех профессоров и доцентов иподаритьфермукаждому
добродетельному бедняку в Техасе, если участок земли он купит за собственный
счет.
Энди -тоготакираспиралоотгордости,потомучтоведьплан
первоначально зародился в его предпосылках. Он слез снесгораемойкассыи
закурил самую большую сигару, какая только нашлась в салуне.
- Джефф, - говорит он, - я думаю, что во всеммирененайтипауков-
эксплуататоров, столь изобретательных по частиугнетениярабочегокласса,
как торговый дом "Питерс, Таккер и Сатана". Мы нанеслимелкомупотребителю
чувствительнейший удар в область солнечного переплетения. Что, не так?
- Верно, - говорю я, -выходит,чтоничегонамнеостанется,как
заняться гастритом и гольфом или заказать себе шотландскиеюбочкииехать
охотиться на лисиц. Этот фокус с выпивкой, невидимому, удался. И мнеонпо
душе, - говорю я, - ибо худой жир лучше доброй чахотки.
Энди наливает себе стаканчик нашей лучшей ячменной и препровождаетего
по назначению. Это была его первая выпивка за все время, что я его знал.
- Вродекакизлияниебогам,-пояснилон.Почтивтакимобразом
языческих идолов, он осушил еще стаканчик - за преуспеяниенашегодела.А
потомипошло-онпилзавсюпромышленность,начинаяотСеверной
тихоокеанской дорогиикончаявсякоймелочьювродезаводовмаргарина,
синдиката учебников и федерации шотландских горняков.
- Энди, Энди, - говорю я ему, - это очень похвальноствоейстороны,
что ты пьешь за здоровье наших братских монополий,носмотри,дружок,не
увлекайся тостами. Тыведьзнаешь,чтосамыенашизнаменитыеивсеми
ненавидимыеархимиллиардерыневкушаютничего,кромежидкогочаяс
сухариками.
Энди ушел заперегородкуичерезнесколькоминутвышелоттудав
парадном костюме.
Во взгляде у него было что-то возвышенное исмертоносное,
этакий, я бы сказал, благородный и праведный вызов. Очень не понравилсямне
этот взгляд. Я всматривался в Энди с беспокойством: какуюштукувыкинетс
ним виски? В жизни бывают дваслучая,которыенеизвестночемкончаются:
когда мужчина выпьет в первый раз и когда женщина выпьет в последний.
За какой-нибудь час "муха" у Энди выросла в целогоскорпиона.Снаружи
он был вполне благопристоен и умудрялся сохранять равновесие, новнутрион
был весь начинен сюрпризами и экспромтами.
- Джефф, - говорит он, - тызнаешь,чтоятакое?Якратер,живой
вулканический кратер.
- Эта гипотеза, - говорю я, - не нуждается ни в каких доказательствах.
- Да, я огнедышащий кратер.Изменятакипышетпламя,авнутри
клокочут слова и комбинации слов, которые требуют выхода. Миллионы синонимов
и частей речи так и прут из меня на простор,иянеуспокоюсь,покане
произнесу какую-нибудь этакую речь. Когда я выпью, - говоритЭнди,-меня
всегда влечет к ораторскому искусству.
- Нет ничего хуже, - говорю я.
- С самого раннего детства, - продолжает Энди, - алкоголь возбуждалво
мне позывы к риторике и декламации. Да что, вовремявторойизбирательной
кампании Брайана (2) мне давали по три порции джина, и я, бывало, говорило
серебре на два часадольшесамогоБилли.Новконцеконцовмнедали
возможность убедиться на собственном опыте, что золото лучше.
- Если тебе уж так приспичило освободиться от лишних слов, - говорюя,
- ступай к реке и поговори, сколько нужно.Помнится,ужебылодинтакой
старый болтун, - звали его Кантарид, - который ходил наберегморяитам
облегчал свою глотку.
- Нет, - говорит Энди, - мне нужна аудитория, публика. Я чувствую,что
дай мне сейчас волю - и сенатора Бэвриджа прозовут Юным СфинксомУобаша.Я
должен собрать аудиторию, Джефф, и утихомирить свой ораторский зуд, иначе он
пойдет внутрь и я буду чувствовать себя ходячим собраниемсочинениимиссис
Саутворт в роскошном переплете с золотым обрезом.
- А на какую тему ты хотел быпоупражнятьсвоиголосовыесвязки?-
спрашиваю я. - Есть ли у тебя какие-нибудь теоремы и тезисы?
- Тема любая, - говорит Энди,-дляменябезразлично.Яодинаково
красноречив во всех областях. Могу договорить о русскойиммиграции,илио
поэзии Китса, или о новомтарифе,илиокабильскойсловесности,илио
водосточных трубах, ибудьуверен:моислушателибудутпопеременното
плакать, то хныкать, то рыдать, то обливаться слезами.
- Ну что ж, Энди, - говорю я ему, - если уж тебе совсем невтерпеж,иди
и вылей весьизбытоксвоихсловесныхресурсовнаголовукакому-нибудь
здешнему жителю, который подобрее и повыносливее. Мы с нашимиподручнымии
без тебя тут управимся. В городе скоро кончат обедать, а соленаясвининас
бобами, как известно, вызывает жажду.