Конечно, фермеры были для нас слишком мелкаядичь,обычномыс
Энди занимались делами поважнее, но иногда,вредкихслучаях,ифермеры
бывали нам полезны, как порой для воротил с Уолл-Стрита бывает полезендаже
министр финансов.
Спустившисьвниз,мыувидали,чтонаходимсявзамечательной
земледельческой местности. За две мили на горке стоялсредикупыдеревьев
большой белый дом, а кругомбыласельскохозяйственнаясмесьизамбаров,
пастбищ, полянок и флигелей.
- Чей это дом? - спросили мы у нашего хозяина.
- Это, - говорит он, - обиталище, а также лесные, земельныеисадовые
угодья фермера Эзры Планкетта, одного из самых передовых наших граждан.
После завтракамысЭнди,оставшисьпривосьмицентахкапитала,
принялись составлять гороскоп этого земельного магната.
- Я пойду к нему один, - сказал я. - Мы вдвоем против одного фермера-
это было бы слишком много. Это все равно, какеслибыРузвельтпошелна
одного медведя с двумя кулаками (3).
-Ладно,-соглашаетсяЭнди-Ятожепредпочитаюдействовать
по-джентльменски даже по отношению к такому огороднику. Но на какую приманку
ты думаешь изловить эту Эзру?
- О, все равно, - говорю я. - Здесь годитсявсякаяприманка,первое,
что мне попадется, когда я суну руку в чемодан. Я, пожалуй, захвачу ссобой
квитанциивполученииподоходногоналога;ирецептдляприготовления
клеверного меда из творога и яблочной кожуры; и бланкизаказовнаносилки
Мак-Горни, которыепотомоказываютсякосилкойМак-Кормика;ималенький
карманный слиток золота; и жемчужное ожерелье, найденное мною в вагоне, и...
-Довольно,-говоритЭнди.-Любаяизэтихприманокдолжна
подействовать. Да смотри, Джефф, пусть этот кукурузник не дает тебегрязных
кредиток, а только новые, чистенькие.ЭтопростопозордляДепартамента
земледелия, для нашей бюрократии, для нашей пищевой промышленности -какими
гнусными,дряннымибумажкамирасплачиваютсяснамииныефермеры.Мне
случалось получать от них доллары, что твоя культура бактерий, выловленных в
карете скорой помощи.
Хорошо. Иду я на конюшню и нанимаю двуколку, причем платы вперед с меня
не требуют ввиду моей приличной наружности. Подъезжаюкферме,привязываю
лошадь. Вижу - на ступеньках крыльца сидит какой-тофрантоватыйсубъектв
белоснежном фланелевом костюме, в розовом галстуке, с брильянтовымперстнем
и в кепке для спорта. "Должно быть, дачник", - думаю я про себя.
- Как бы мне увидеть фермера Эзру Планкетта? - спрашиваю я у субъекта.
- Он перед вами, - отвечает субъект. - А что вам надо?
Я ничего не ответил. Я стоял как вкопанный и повторял про себявеселую
песенку о деревенском "человеке с лопатой". Вот тебе ичеловекслопатой!
Когда я всмотрелся в этого фермера, маленькие пустячки, которые я захватил с
собой, чтобы выжать из него монету, показались мне такими безнадежными,как
попытка разнести вдребезги Мясной трест при помощи игрушечного ружья.
Он смерил меня глазами и говорит:
- Ну, рассказывайте, чего вы хотите. Я вижу, что левый карман пиджака у
вас чересчур оттопыривается. Там золотой слиток, неправдали?Давайте-ка
его сюда, мне как раз нужны кирпичи,-абасниозатерянныхсеребряных
рудниках меня мало интересуют.
Я почувствовал, что ябылбезмозглыйдурак,когдаверилвзаконы
дедукции, но все же вытащил изкарманасвоймаленькийслиток,тщательно
завернутый в платок. Он взвесил его на руке и говорит:
- Один доллар восемьдесят центов. Идет?
- Свинец, из которого сделано это золото, и тот стоит дороже, -сказал
я с достоинством и положил мой слиток обратно в карман.
- Не хотите - не надо, я просто хотел купить его для коллекции, которую
я стал составлять, - говорит фермер. - Не дальше какнапрошлойнеделея
купил один хорошийэкземпляр.Просилизанегопятьтысячдолларов,а
уступили за два доллара и десять центов.
Тут в доме зазвонил телефон.
- Войдите, красавец, в комнату, - говорит фермер. -Поглядите,какя
живу. Иногда мне скучно в одиночестве. Это, вероятно, звонят из Нью-Йорка.
Вошли мывкомнату.Мебель,какубродвейскогомаклера,дубовые
конторки,двателефона,креслаикушетки,обитыеиспанскимсафьяном,
картины, писанные масляной краской, в позолоченных рамах, а рамы в ширину не
меньше фута, а в уголке - телеграфный аппарат отстукивает новости.
- Алло, алло! - кричит фермер. - ЭтоРиджент-театр?Да,да,свами
говорит Планкетт из имения"Центральнаяжимолость".Оставьтемнечетыре
кресла в первом ряду - на пятницу, на вечерний спектакль.Мои.Всегдашние.
Да. На пятницу. До свидания.
- Каждые две недели я езжувНью-Йоркосвежиться,-объясняетмне
фермер, вешая трубку. -ВскакиваювИндианополисеввосемнадцатичасовой
экспресс, провожу десять часов среди белой ночинаБродвееивозвращаюсь
домой как раз к тому времени, как куры идут на насест, - через сороквосемь
часов. Да, да, первобытныйюныйфермерпещерногопериода,изтех,что
описывал Хаббард (4), немножко приоделся и обтесался за последнее время,а?
Как вы находите?
- Я как будто замечаю, -говорюя,-некотороенарушениеаграрных
традиций, которые до сих пор внушали мне такое доверие.
- Верно, красавец, - говорит он. - Недалеко то время, когда та примула,
что "желтеет в траве у ручейка", будет казаться нам, деревенщинам, роскошным
изданием "Языка цветов" на веленевой бумаге с фронтисписом.
Но тут опять зазвонил телефон.
- Алло, алло! - говорит фермер. - А-а, это Перкинс, из Миллдэйла? Я уже
сказал вам, что восемьсот долларов за этого жеребца - слишком большаяцена.
Что, этот конь при вас? Ладно, покажите его. Отойдите отаппарата.Пустите
его рысью по кругу.Быстрее,ещебыстрее.