Онстоялпрямопередполковником,почти касаясь его
живота дулом винтовки. Низенького роста, индейские чертылица,
дубленаякожа.Пахлоотнего,какотмладенца. Полковник
стиснул зубы, мягко, кончиками пальцев, отвел ствол.
-- Позвольте, -- сказал он.
И наткнулся на маленькие круглые глаза летучеймыши.Эти
глаза в одно мгновение проглотили его, пережевали, переварили и
изрыгнули.
-- Пожалуйста, полковник. Проходите.
Ненадобылооткрыватьокно,чтобы убедиться: декабрь
наступил. Он почувствовал его каждой косточкойещенакухне,
нарезаяфруктыдлязавтракапетуху.Акогда открыл дверь,
чудесный вид двораподтвердилпредчувствие.Трава,деревья,
будка уборной словно парили в прозрачном утреннем воздухе.
Женаоставаласьвпостелидо девяти. Когда она вышла в
кухню, полковник уже убрал комнатыиразговаривалсдетьми,
сидевшимивокругпетуха.Ейпришлосьобойтиих,чтобы
пробраться к печке.
-- Вы мне мешаете! -- крикнула она, бросив мрачныйвзгляд
напетуха.--Когда мы наконец избавимся от этой злосчастной
птицы?!
Полковниквнимательнопосмотрелнапетуха,стараясь
понять, чем тот мог разозлить жену. Вид у петуха был невзрачный
и жалкий: гребень порван, шея и ноги голые, сизого цвета. Но он
был в полном порядке. Уже готов для тренировок.
-- Забудьо петухе и выгляни в окно, -- сказал полковник,
когда дети ушли. -- В такое утро хочется сфотографироватьсяна
память.
Она выглянула в окно, но лицо ее не смягчилось.
-- Ябы хотела посадить розы, -- сказала она, возвращаясь
к печке.
Полковник подвесил на печке зеркало и начал бриться.
-- Если хочешь сажать розы -- сажай, -- сказал он.
Он старался водить бритвой в такт движениям жены,которую
видел в зеркале.
-- Их съедят свиньи, -- сказала она.
-- Нуичтоже,--сказалполковник.-- Зато какими
вкусными будут свиньи,еслиихоткармливатьрозами.--Он
поискал жену в зеркале, увидел, что лицо ее по-прежнему мрачно.
Вотблесках огня оно казалось вылепленным из той же глины, что
и печь. Не спуская снееглаз,полковникпродолжалбриться
вслепую, как привык за многие годы.
Женщина, погруженная в свои мысли, надолго замолчала.
-- Поэтому я и не хочу сажать их, -- наконец сказала она.
-- Что ж, -- сказал полковник. -- Тогда не сажай.
Ончувствовалсебяхорошо. Декабрь подсушил водоросли в
егокишках.Завсеутроснимприключиласьтолькоодна
неприятность--когда он пытался надеть новые ботинки. Сделав
несколькопопыток,онубедилсявихтщетностиинадел
лакированные. Жена заметила это.
Жена заметила это.
-- Еслитыне будешь ходить в новых ботинках, ты никогда
их не разносишь, -- сказала она.
-- Это ботинки для паралитика, -- возразилполковник.--
Сперва надо поносить обувь с месяц, а потом уж продавать.
Подгоняемыйпредчувствием,чтосегодняонобязательно
получит письмо, полковник вышел на улицу.Доприбытиякатера
оставалосьещемноговремени, и он решил заглянуть в контору
дона Сабаса. Но там ему сказали,чтодонСабасвернетсяне
раньшепонедельника.Полковникнепалдухомиз-заэтой
непредвиденнойзадержки."Раноилипоздноонвсеравно
приедет",--сказалонсебеинаправилсяв порт. Был час
необыкновенной, еще ничем не замутненной утренней ясности.
-- Хорошо бы, чтобы весь год стоял декабрь,--прошептал
он,присаживаясь в магазине сирийца Моисея. -- Чувствуешь себя
так, будто и ты прозрачный.
Сирийцу Моисею пришлось сделатьусилие,чтобыперевести
этислованасвойзабытый арабский язык. Моисей был кроткий
человек, туго обтянутый гладкой, без единой морщинкикожей,с
вялымидвижениямиутопленника. Казалось, его и вправду только
что вытащили из воды.
-- Так было раньше, -- сказал он. -- Если бы и сейчас было
так, мне бы уже исполнилось восемьсот девяностошестьлет.А
тебе?
-- Семьдесятпять, -- сказал полковник, следя взглядом за
почтовым инспектором. И вдруг увидел цирк, узнал его залатанный
шатер на палубе почтового катера среди груды пестрых тюков.На
минутуонпотерялинспектораизвиду,пытаясь рассмотреть
зверей между ящиками, нагроможденныминадругихкатерах.Но
зверей не было видно.
-- Цирк,--сказалполковник.--Первыйза последние
десять лет.
СириецМоисейобсудилэтосообщениесженой.Они
разговаривали на смеси арабского с испанским. Жена отвечала ему
иззаднегопомещениямагазина.То,что она сказала, Моисей
сначала осмыслил сам, а потом разъяснил ее заботу полковнику:
-- Она прячет кота, полковник. А то мальчишки егоукрадут
и продадут в цирк.
Полковник собрался идти следом за инспектором.
-- Это не звериный цирк, -- сказал он.
-- Всеравно,--ответилсириец.--Канатоходцы едят
котов, чтобы не переломать себе кости.
Полковник шел за инспектором мимопортовыхлавчонок.На
площадиеговниманиепривлеклигромкиекрики,которые
доносились с гальеры. Прохожийсказалемучто-тоопетухе.
Толькотогдаполковниквспомнил,чтонасегодня назначено
начало тренировок. И он прошел мимо почты. Минуту спустя он уже
окунулся в беспокойную обстановку гальеры. На аренестоялего
петух -- одинокий, беззащитный, с замотанными в тряпки шпорами,
явноиспуганный,очемможнобылодогадаться по тому, как
дрожали у него ноги.