.. что вы можете со иной сделать?.. убитьменя?..
нояитакпочтиужемертв... вы бы лучше не упускали случая взглянуть
правде в лицо, мой генерал... выслушалибыто,очемниктоникогдане
говорит,ноочемвседумают... ведь вам говорят лишь то, что вы хотите
услышать... кланяются, лебезят, а в кармане держат дули...выдолжныбыть
мнеблагодарнызаискренность, мой генерал... я -- единственный, кому вас
жаль... я жалею вас, как никто на светепожалетьнеможет...потомучто
волеюслучая,волеюсудьбыяпочтито же самое, что и вы -- ведь я ваш
двойник... и потому я честно выкладываю вам то, на чтоникогданерешатся
другие,хотяи держат это при себе... Речь о том, мой генерал, что никакой
вы не президент... никто не считает вас законным президентом... вы сидитев
президентскомкреслелишьпотому,что вас посадили в него англичане... а
после них янки поддержали вас парой смертоносных яиц своего броненосца...я
ведьвидел, я ведь помню, как вы забегали, засуетились, точно жук, не зная,
что делать, потеряв голову отстраха,когдагрингогаркнуливам:"Все!
Оставайсяодинвэтомгрязномборделе! Посмотрим, как ты справишься без
нас!" И если вы с той поры неслезлиинесобираетесьслезатьсэтого
кресла,тововсене потому, что оно вам так уж понравилось, а потому, что
для вас это просто невозможно... страх -- вот в чем дело... Признайтесь, мой
генерал, выотличнопонимаете,что,появисьвынаулицевположении
обыкновенногосмертного,людинабросятсянавас,каковчарки,чтобы
рассчитаться с вами за массовыеубийствавСанта-Мария-дель-Алтарь...за
узников, брошенных живыми в крепостной ров на съедение кайманам... за тех, с
кого заживо сдирали кожу и отправляли ее семьям несчастных, дабы проучить их
навекивечные..."ТакговорилПатрисиоАрагонес,говорили говорил,
извлекая из бездонного колодца своих старых обид бесконечные четкистрашных
воспоминаний,словноперебираяэтичетки,словно творя молитву в память
жертвчудовищногорежима.Новдругонзамолк,ибоневероятнаяболь
раскаленнымиграблямиразодралаемувсенутроисердцеегоедване
остановилось. Но, снова придя в себя, он продолжалтихо,безоскорблений,
умоляющимголосом:"Мойгенерал...неупускайте благоприятный случай...
умрите вместе со мной... для вас этолучшевсего--умереть...ужя-то
знаю...ведья--это вы... хотя, видит Бог, я никогда не хотел этого...
никогда не хотел сподобиться величия истатьгероемотечества...нотак
сталось...ия знаю, что у вас за жизнь... мне есть с чем ее сравнивать...
потому что в глубине души я всегда оставался простым стеклодувом,однимиз
тех,кто,подобномоему отцу, делал бутылки... Не бойтесь, мой генерал!..
смерть -- это не такбольно,каккажется..."Онпроизнесэтостакой
убежденностью, так искренне и проникновенно, что наш генерал не нашел в себе
злобы,чтобывозразитьему,--оставалсярядомсними не давал ему
свалиться с постели, когда началисьпоследниекорчи,последниесудороги,
когдаПатрисиообеими руками схватился за брюхо и зарыдал от боли и стыда:
"О, Господи! Я наложил в штаны, мой генерал!" Он подумал было, чтоПатрисио
выразилсяв переносном смысле, что эту фразу следует понимать как признание
Патрисио, что в последний миг он очень испугалсясмерти,нотутПатрисио
повторил,чтоналожилвштаны,-- не в переносном смысле, а в прямом, и
тогда наш генерал возопил: "Умоляю тебя, потерпи немного, сдержись! Генералы
отечества должны умирать, как подобает мужчинам, чего бы это ни стоило!"Но
ужебылопоздновзыватьк патриотическим чувствам, ибо Патрисио Арагонес
свалился на пол и сучил ногами в последней агонии, весь в слезах и дерьме.
..нотак
сталось...ия знаю, что у вас за жизнь... мне есть с чем ее сравнивать...
потому что в глубине души я всегда оставался простым стеклодувом,однимиз
тех,кто,подобномоему отцу, делал бутылки... Не бойтесь, мой генерал!..
смерть -- это не такбольно,каккажется..."Онпроизнесэтостакой
убежденностью, так искренне и проникновенно, что наш генерал не нашел в себе
злобы,чтобывозразитьему,--оставалсярядомсними не давал ему
свалиться с постели, когда началисьпоследниекорчи,последниесудороги,
когдаПатрисиообеими руками схватился за брюхо и зарыдал от боли и стыда:
"О, Господи! Я наложил в штаны, мой генерал!" Он подумал было, чтоПатрисио
выразилсяв переносном смысле, что эту фразу следует понимать как признание
Патрисио, что в последний миг он очень испугалсясмерти,нотутПатрисио
повторил,чтоналожилвштаны,-- не в переносном смысле, а в прямом, и
тогда наш генерал возопил: "Умоляю тебя, потерпи немного, сдержись! Генералы
отечества должны умирать, как подобает мужчинам, чего бы это ни стоило!"Но
ужебылопоздновзыватьк патриотическим чувствам, ибо Патрисио Арагонес
свалился на пол и сучил ногами в последней агонии, весь в слезах и дерьме. В
кабинете-спальне рядом с залом заседаний он сам обмыл тело Патрисио, облачил
его в свои одежды, сняв их с себя и оставшись в чемматьродила;онснял
дажебрезентовыйбандаж,поддерживающийкилу, и затянул его на Патрисио;
надел ему на ноги свои сапоги, прицепил к каблуку левого сапога свою золотую
шпору. Все это он проделал в глубокой тоске, охваченный чувствомбезмерного
одиночества, понимая, что стал отныне самым одиноким существом на всем белом
свете. Но это не помешало ему тщательно убрать все следы своих манипуляций с
покойникомипостараться вспомнить мельчайшие детали того видения, которое
было явлено ему гадалкой-провидицей в зеркалепервородныхвод,вспомнить,
какдолжнолежатьтело,когдаутром его найдут служанки-уборщицы: лицом
вниз, зарывшись в ладони, как в подушку, в полевой форме без знаков отличия,
в сапогах с золотой шпорой на левом, -- так,чтобысказали,чтоонумер
естественнойсмертью,восне,согласнодавнему предсказанию гадалки. Но
вопреки его ожиданиям вестьоегосмертиниктонеспешилподтвердить;
наследникирежимаблагоразумновыжидали,проводили тайное расследование,
вступали друг с другом всекретныесоглашения,малотого,слухиоего
кончинетоиделоопровергались,длячего призвали на помощь его мать,
Бендисьон Альварадо, вынудили ее появиться в торговом квартале, дабы всемы
убедились,что она не в трауре: "Напялили на меня цветастое платье, сеньор,
и, будто я чучело какое, заставиликупитьшляпуспопугайскимиперьями,
накупитьвсякихбезделушек,всякойдребедени,чтобывсевидели, что я
беззаботна и счастлива, хоть я и говорила им, что наступило время слез, а не
время покупок; я ведь ничего толком не знала, я думала, что умернекто-то
другой,аименномойсын,а они заставляли меня улыбаться, эти военные,
когда какие-то люди фотографировали меня во весь рост, -- мне говорили,что
такнужновоимяродины,сеньор!" А он в это время, отсиживаясь в своем
тайнике,недоумевалврастерянности:"Почемучертподериничегоне
изменилосьвэтоммирепослемоей смерти? Как это может быть что солнце
по-прежнему всходит и заходит идаженеспоткнется?Почемуоматьмоя
воскресеньеосталосьвоскресеньема жара той же несносной жарой что и при
мне?" Так вопрошал он себя, когда неожиданно раздалсяорудийныйвыстрелв
крепостипортаипогребальныйзвонбольшихколоколов собора поплыл над
городом, а к дворцу повалилибеспорядочныетолпы,разбуженныевеличайшей
после вековой маразматической спячки вестью.