Смотрел на зарево пожара на горизонте, на маяк,зеленый
светкоторого,каждые полминуты проникая сквозь щели жалюзи, превращал его
на следующие полминуты в полосатого тигра, а он смотрел ислушал,чувствуя
заокномдыханиекаждодневной жизни, естественное дыхание жизни без него,
жизни, которая все больше и больше входила в своиобычныеберегапомере
того,какегосмертьизчрезвычайногособытияпревращалась в рядовое,
становилась просто еще одной чьей-то смертью, точно такой же, как все прочие
смерти в прошлом, и вечная стремнина бытияуносилаегокничейнойземле
всепрощенияизабвения.Итогдаон крикнул смерти: "Пошла ты в задницу,
безносая!" -- и покинул свое убежище, решив, что пробил час, что хватитему
таиться;и,тяжелошаркаяногами,он прошел по разграбленным залам, как
привидение средиобломковпрошлого,погруженноговомрак,наполненного
запахомумирающихцветовисвечныхогарков, прошел и толкнул дверь зала
заседаний совета министров, вкоторомбылополнодыма,ивэтомдыму
слышалисьохрипшиеголоса, там, где стоял длинный стол орехового дерева, и
он увидел, что за этим столом были все, когоонхотелувидеть:либералы,
продавшиепобедуввойнезаФедерацию, консерваторы, купившие у них эту
победу, высшие генералы, три министра, архиепископ и посолШнотнер--все
вместеводнойловушке!Они взывали к сплочению в борьбе против векового
деспотизма, а сами делили его наследие, и алчность настолькопоглотилаих,
что никто не заметил восставшего из мертвых президента, а он лишь хлопнул по
столуладоньюиспросил:"Так,да?!" И больше он не успел произнести ни
слова, потому что когда он принял рукусостола,тоужеотгремелвзрыв
паникиивсехкаквымело--осталисьтолькопереполненныеокурками
пепельницы, кофейные чашки да опрокинутые кресла, и еще остался егодорогой
друг,генералРодригодеАгилар, который был в полевой форме; маленький,
невозмутимый, он разогнал своей единственной рукой клубытабачногодымаи
подалзнак: "Ложитесь на пол, мой генерал! Сейчас начнется свистопляска!" И
не успел онлечьнаполрядомсосвоимдорогимдругом,какгрянуло
смертоносноевесельешрапнелииначаласьбойня,кровавыйпраздник
президентской гвардии, которая с превеликим удовольствием иособымтщанием
выполняларешительный приказ: "Ни один участник заговора не должен остаться
живым!"Следуяэтомувашемуприказу,мойгенерал,гвардейцыскосили
пулеметной очередью тех, кто пытался удрать через парадный вход, переловили,
какпташек,тех,кто выпрыгивал из окон, а тех, кому удалось спрятаться в
соседних домах, выкурили из убежищ зажигательнымигранатамииповсеместно
добилираненых, сообразуясь с президентским принципом: "Каждый, кто избежал
казни, -- злейший враг до скончания века".
Пока все это длилось, он лежал ничком на полу, в двух шагах от генерала
Родриго де Агилара, и слушал, как грохают взрывы; послекаждоговзрывана
спинуемусыпалисьосколки стекла и валились куски штукатурки, а он, лежа
под этим градом, бормотал про себя, слитно, как молитву:"Вседружищевсе
конченоотнынекомандоватьстанутолько я ни одна собака не будет больше
командовать ни одна собака завтра утром посмотрим чтоздесьуцелелопосле
этой бучи ежели не на чем сидеть купим парочку самых дешевых табуреток купим
несколькоциновокчтобызавеситьдырыкупим еще кое-что и хватит посуду
покупать не будем ни тарелок ни ложек все это мы возьмем в казармах солдатню
я больше содержать не буду ни солдатню ни офицеров пошли они всевзадницу
толькомолоко лакать горазды а как только заваруха плюют на руку которая их
кормила я оставлю при себе только президентскую гвардию там людичестныеи
храбрыеиникакого больше совета министров на кой он сдался обойдусь одним
толковым министром здравоохранения такой министр действительно необходимну
и еще один с хорошим почерком мало ли что придется записывать и достаточно а
всеэтиказармыиминистерства сдадим под жилье и на деньги за это жилье
будем содержать дворец если в чем и есть нужда так этовденьгаханев
людях подыщем двух толковых служанок одна пусть готовит и прибирает а другая
стираетигладит белье а коровами и птицей ежели они будут займусь я сам и
ни одна шлюха не будет здесь больше шляться хватит имбегатьвсолдатский
нужник и всех прокаженных которые дрыхнут под розовыми кустами вон отсюда --
ивсех докторов права которые все знают и всех ученых политиков которые все
видят вон отсюда потому что в конце концов этопрезидентскийдворецане
грязныйборделькаксказалиянки если верить Патрисио Арагонесу я и один
справлюсь никто мне не нужен справлюсь один до второго пришествиякометыи
до десятого ее пришествия потому что больше я не собираюсь умирать пусть кто
хочетумираетпошлиони все в задницу!" Так бормотал он вслух свои мысли,
слитно, без пауз, как молитву, как выученный наизусть стих; то быластарая,
современвойныоставшаяся привычка заговаривать свой страх, спасаться от
него, думая вслух, и вот он думал вслух, бормотал своимыслиисловноне
слышалвзрывов,сотрясавшихдворец,строяпланы на завтрашнее утро и на
грядущее столетие в столько-то часов пополудни.
Пока все это длилось, он лежал ничком на полу, в двух шагах от генерала
Родриго де Агилара, и слушал, как грохают взрывы; послекаждоговзрывана
спинуемусыпалисьосколки стекла и валились куски штукатурки, а он, лежа
под этим градом, бормотал про себя, слитно, как молитву:"Вседружищевсе
конченоотнынекомандоватьстанутолько я ни одна собака не будет больше
командовать ни одна собака завтра утром посмотрим чтоздесьуцелелопосле
этой бучи ежели не на чем сидеть купим парочку самых дешевых табуреток купим
несколькоциновокчтобызавеситьдырыкупим еще кое-что и хватит посуду
покупать не будем ни тарелок ни ложек все это мы возьмем в казармах солдатню
я больше содержать не буду ни солдатню ни офицеров пошли они всевзадницу
толькомолоко лакать горазды а как только заваруха плюют на руку которая их
кормила я оставлю при себе только президентскую гвардию там людичестныеи
храбрыеиникакого больше совета министров на кой он сдался обойдусь одним
толковым министром здравоохранения такой министр действительно необходимну
и еще один с хорошим почерком мало ли что придется записывать и достаточно а
всеэтиказармыиминистерства сдадим под жилье и на деньги за это жилье
будем содержать дворец если в чем и есть нужда так этовденьгаханев
людях подыщем двух толковых служанок одна пусть готовит и прибирает а другая
стираетигладит белье а коровами и птицей ежели они будут займусь я сам и
ни одна шлюха не будет здесь больше шляться хватит имбегатьвсолдатский
нужник и всех прокаженных которые дрыхнут под розовыми кустами вон отсюда --
ивсех докторов права которые все знают и всех ученых политиков которые все
видят вон отсюда потому что в конце концов этопрезидентскийдворецане
грязныйборделькаксказалиянки если верить Патрисио Арагонесу я и один
справлюсь никто мне не нужен справлюсь один до второго пришествиякометыи
до десятого ее пришествия потому что больше я не собираюсь умирать пусть кто
хочетумираетпошлиони все в задницу!" Так бормотал он вслух свои мысли,
слитно, без пауз, как молитву, как выученный наизусть стих; то быластарая,
современвойныоставшаяся привычка заговаривать свой страх, спасаться от
него, думая вслух, и вот он думал вслух, бормотал своимыслиисловноне
слышалвзрывов,сотрясавшихдворец,строяпланы на завтрашнее утро и на
грядущее столетие в столько-то часов пополудни.Новотнаконецнаулице
прозвучал последний выстрел, добивающий раненых, и генерал Родриго де Агилар
подполз к окну, поднялся и выглянул в него и приказал кому-то, чтобы послали
замусорными фургонами и вывезли на них трупы, после чего удалился, пожелав
на прощание: "Доброй ночи, мой генерал!" -- "Доброй ночи, --отозвалсяон,
-- доброй ночи, дружище! Большое спасибо!" Он так и остался лежать ничком на
траурно-черноммрамореполавзале совета министров, подложив под голову
локоть правой руки, зарылся в него лицом и мгновенно уснул, болееодинокий,
чемкогдабытонибыло, убаюканный шепотом потока желтых листьев своей
жалкой осени, которая наступила бесповоротно именно в ту ночь великой бойни,
ознаменованная дымящимися руинами и багровыми лунами кровавых луж.