Но они не признавались, и тогда он приказал
подвесить их к потолочной балке, чтобы они висели, как попугаи,--головой
вниз,сосвязаннымирукамииногами, по нескольку часов, а когда это не
помогло, он приказалброситьодногоизнихвкрепостнойров,авсем
остальнымприказалсмотреть,какихтоварищатерзаюти живым пожирают
кайманы; когда же и это не помогло, он выбрал по одному человекуоткаждой
группки пленных и приказал, чтобы с них на глазах у всех содрали кожу, и все
должныбыли смотреть на эту кожу, желтую и нежную, как плацента, только что
исторгнутая из чрева роженицы, смотреть, как изоголенныхдоживогомяса
тел,вздрагивающихнакаменных плитах казарменного плаца, обильно сочится
горячая липкая кровь; и тогда все эти упрямцыпризнались,чтотаконои
есть,что они наймиты, что им заплатили четыреста золотых песо за то, чтобы
они осквернили труп, сволокли его на рыночную свалку, чтоонипоначалуне
хотелиэтого делать ни за какие деньги, ибо это противно их убеждениям, что
они против него ничего не имели, тем болеепротивмертвого,нослучилось
так,что на одном из тайных сборищ, где присутствовали два высших армейских
генерала, их принудили сделать это, запугали их всяческими угрозами. "Только
поэтому мы согласились, честное слово!" Итогдаон,облегченновздохнув:
"Бедныеобманутыеребята!"--приказал накормить их, дать им возможность
выспаться, а утром бросить насъедениекайманам.Отдавэтотприказ,он
отправилсяксебе во дворец, чувствуя, как душа освобождается от власяницы
сомнений, и бормотал самому себе сполнымудовлетворением:"Нувотчерт
подеривсе убедились что народ тут ни при чем народ меня любит!" Затаптывая
последние головешки того костра тревог, который некогда зажег вегосердце
ПатрисиоАрагонес,он решился на постановление об отмене пыток и поклялся,
что пытки никогда больше не повторятся в этой прекрасной стране; после этого
убили всех кайманов и демонтировали камеры пыток, где можно было, неубивая
человека,перемолотьемукости;затембыла объявлена всеобщая амнистия,
послечего,размышляяобудущем,онбылосенендогадкой,волшебным
озарением,котороеявилоему причину всех бед страны, а именно -- у людей
слишком много свободного времени для всяких тамразмышлений,поэтомунадо
чем-тозанятьэто время; с этой целью он возобновил мартовские поэтические
состязанияиежегодныеконкурсыкрасавиц,оспаривающихтитулкоролевы
красоты,построилсамыйбольшойвкарибскихстранахкрытыйстадион с
прекрасной гандбольной площадкой, обязав нашукомандуигратьподдевизом
"Победаилисмерть";вкаждойпровинциионосновалбесплатнуюшколу
метельщиц, ученицы которой, фанатичнопреданныеемузабесплатнуюнауку
девицы, рьяно подметали не только в домах, но и на улицах, а затем принялись
подметать дороги -- проселочные и шоссейные, все подряд, так что кучи мусора
возилиизодной провинции в другую и обратно, не зная, что с ним делать, и
каждая вывозка мусора сопровождалась демонстрацией под сенью государственных
флаговипламенныхтранспарантов:"ХраниГосподьапостолацеломудрия,
заботящегося о чистоте нации!" -- он же в это время, изобретая новые занятия
длясвоихсограждан,медленно,как задумчивое животное, шаркал ногами по
дорожкам сада, окруженныйпрокаженными,слепымиипаралитиками,которые
выпрашивали у него щепотку целительной соли, крестил в стоявшей под открытым
небомкупелидетейсвоихдавнишнихкрестников, нарекая каждого младенца
своим именем; подхалимы славили его, называя единственным, а он в ту поруи
впрямьбылединственным в своем роде, ибо не было у него больше двойника и
приходилосьемувыступатьсвоимсобственнымдвойникомвэтомдворце,
превращенномврынок,куда, что ни день, доставляли бесчисленные клетки с
птицами, -- что ни день с той поры, как распространился слух, что егомать,
Бендисьон Альварадо, была когда-то птичьей торговкой; одни присылали птиц из
подхалимства,другие-- с явной издевкой, но как бы там ни было, во дворце
скоро не осталось свободного местечка, гдеможнобылобыповеситьновые
клетки;на эти заботы накладывалось множество других государственных забот,
государственныхдел,ивсеэтиделапыталисьрешитьодновременно,в
результатечеговкабинетах толпилось столько народу, что невозможно было
определить, кто здесь чиновник, а кто проситель; для тогочтобыизбавиться
оттесноты,разобралистольковнутренних перегородок, понаделали столько
окон, чтобы все моглилюбоватьсяморем,чтообычныйпереходизодного
помещениявдругоестал походить на передвижение по обдуваемой встречными
ветрами палубе парусника, затерянного в осеннемморскомпросторе.
Ихотя
мартовскиепассатыдули в дворцовые окна испокон веку, все стали говорить,
что, мол, это ветры спокойствия имира,мойгенерал;дажешумвушах,
которыйдосаждалемумноголет,превратился в голос мира и спокойствия,
личный врач так и сказал ему: "Это мир и спокойствие звучатввашихушах,
мойгенерал!"Всесущее на земле и на небе знаменовало мир и спокойствие,
всеобщее благоденствие -- с того самого дня, как он восстал из мертвых, и он
верил в это, верил, что наступилатишь,гладьибожьяблагодать,верил
настолько,чтовдекабресновапосетил дом на скалах, чтобы насладиться
несчастьем бывших диктаторов, образующих в этом доме тоскливоебратство,а
те прерывали партию в домино, чтобы в который раз показать ему на костяшках:
"Ябыл,допустим,дубль-шесть,атвердолобыеконсерваторы,допустим,
дубль-три, но я не учел закулисной сделки попов и масонов". Ибылажеему
охотаболтатьобэтом,старомухрычу,позабыв о стынущем супе! А затем
другой старый хрыч принимался объяснять, что, например, эта вот сахарница --
президентский дворец, а вражеское орудие при попутном ветре посылалоснаряд
нарасстояниев четыреста метров, что, не будь попутного ветра, снаряды не
достигли бы президентского дворца. "И если вынынчевидитеменявтаком
положении,товинойтомукакие-товосемьдесятсчем-тосантиметров.
Невезуха!" Но даже самые упорные былисломленыслишкомдолгимизгнанием,
теряливсякуюнадежду,жили тем, что, завидев на горизонте корабли своего
отечества, которые они узнавали по цвету дыма игудкампроржавевшихтруб,
спускалисьвпортиподморосящимдождемискали выброшенные моряками,
использованные на завертку жратвы газеты, вытаскивали их из мусорныхящиков
и прочитывали от корки до корки не только слева направо, но и справа налево,
пытаясьпрогнозироватьполитическоеразвитие в своих странах на основании
сообщений о том, кто там, на родине, женился, кто помер, кто когопригласил
иктокогоне пригласил на вечер по случаю дня рождения; каждый ждал, что
его судьбу изменит направление какой-нибудь грозной тучи, которая, даст Бог,
обрушится на его страну опустошительным ураганом, и тот снесет вседамбыи
плотины,врезультатечегореки ринутся на поля и погубят урожай, жилища
будутразрушены,начнетсяголод,чума,вымирание,илюдямничегоне
останется,какпризвать на помощь того, кого они изгнали, чтобы он спас их
от последствий катастрофы и от анархии, "Таконоибудет,вотувидите!"
Однаковожиданииэтоговеликогочасаприходилосьотзывать в сторонку
кого-либо из самых молодых обитателей приютаипроситьтихонько:"Будьте
любезны,вденьтемнениткув иголку, -- я должен заштопать брюки... я не
могуихвыбросить,онидорогимнекакпамять...этомоядуховная
ценность..." Приходилось тайком от других заниматься постирушками, незаметно
подбирать использованные бритвенные лезвия, которыми поначалу разбрасывались
новичкиприюта,обедатьв одиночестве, запершись на ключ в своей комнате,
чтобыскрытьбеззубуюнемощь,чтобынеобнаружитьпубличнопризнаки
старческогомаразма,свидетельствовнезапногостарческогонедержания --
позорно замаранные штаны.