Осень патриарха - Габриэль Гарсиа Маркес 18 стр.


Что же касается его личной жизни, то полагают, что с

бесчисленнымилюбовницами,аточнеесказать, сожительницами, ибо никакой

любви у него с ними не было, он прижил свыше пяти тысяч детей,которыевсе

доединогородилисьнедоношенными.Никто из этих детей не был назван его

именем и не унаследовал его фамилию, за исключениемсына,которогородила

Летисия Насарено, -- этот ребенок, едва появившись на свет, был произведен в

генералыи назначен командиром дивизии округа по праву первородства, потому

что он был сыном Летисии. Что до остальныхдетей,тоихотецсчитал:с

человекадостаточноматери, это относилось и к нему самому, ибо он никогда

незналотца,какмногиедругие,самыевыдающиесядеспоты,азнал

одну-единственнуюсвоюродительницу,свою матушку Бендисьон Альварадо. Во

всех учебниках было написано, что на нее, как на Деву Марию, во сне снизошло

чудо непорочного зачатия, что, когда он, ееребенок,находилсяунеево

чреве,вышние силы предопределили мессианское предназначение дитяти. Взойдя

на вершину власти, он специальным декретом объявил, что БендисьонАльварадо

-- патриархотечества,потомучтоона -- одна такая на всем белом свете,

потому, черт возьми, что она моя мать!

Это была страннаяженщинанепонятногопроисхожденияипотрясающего

простодушия,потрясающейпростотынравов,зачтоее,особенно на заре

режима, ненавидели все ревнители дворцовогоэтикета;никаконинемогли

примиритьсястем,чтоматьглавыгосударства носит на груди ладанку с

листьями камфары, дабы оградить себя от всякойзаразы,чтоонаестикру

вилкой, пытаясь подцепить отдельную икринку, что она так шаркает ногами, как

будтонаних кандалы, а не лакированные туфли; они были потрясены тем, что

на веранде, предназначенной для музицирования, она поставила пчелиныеульи,

развела в помещении государственных учреждений кур; они возмущались, что она

раскрашиваетакварельными красками сереньких птичек и продает их на базаре,

что она сушитбельенапрезидентскомбалконе,скоторогопроизносятся

историческиеречи;онибыливнесебя,когда однажды на дипломатическом

приеме она пожаловалась, что устала просить Господа,чтобыонизбавилее

сынаотпрезидентства,что жить в президентском дворце просто невыносимо:

"Как будто тебя день и ночь освещают прожектором,сеньор!"Онапроизнесла

этуфразустойженепосредственностью,скакойв день национального

праздника, держа в руке полную корзину пустых бутылок,протолкаласьсквозь

стройпочетногокараулакпрезидентскомулимузину:гремелиовации,

раздавалась торжественная музыка, кругомбыломорецветов,президентский

лимузинвот-вотдолжен был открыть парадное шествие, а Бендисьон Альварадо

просунула свою корзину с бутылками в окно машины и крикнула: "Всеравноты

едешьвсторону магазина, -- сдай бутылки, сынок!" Бедная мать... В ней не

былонималейшегопониманияисторическогомомента,нималейшего

политическогочутья,чтоособенно явственно проявилось на банкете в честь

высадки американской морской пехоты, которой командовал адмирал Хиггинс;на

этомбанкете,впервыеувидевсвоегосынавпарадной форме, с золотыми

регалиями на груди, в шелковых перчатках (он с тех пор не снимал их до конца

жизни), БендисьонАльварадонемогласкрытьохватившейеематеринской

гордостиивоскликнулапри всем дипломатическом корпусе: "Если б я только

знала, что мой сын станет президентом республики, я бы выучила егограмоте,

сеньоры!" Это было ужасно, она опозорила президента и была изгнана из дворца

вособнякнаотшибе, в одиннадцатикомнатный дом, который ее сын выиграл в

кости в ту знаменательную ночь, когда одержавшиепобедувождисторонников

Федерацииразыгрализа игорным столом фешенебельные дома своих противников

-- беглых консерваторов.

.. В ней не

былонималейшегопониманияисторическогомомента,нималейшего

политическогочутья,чтоособенно явственно проявилось на банкете в честь

высадки американской морской пехоты, которой командовал адмирал Хиггинс;на

этомбанкете,впервыеувидевсвоегосынавпарадной форме, с золотыми

регалиями на груди, в шелковых перчатках (он с тех пор не снимал их до конца

жизни), БендисьонАльварадонемогласкрытьохватившейеематеринской

гордостиивоскликнулапри всем дипломатическом корпусе: "Если б я только

знала, что мой сын станет президентом республики, я бы выучила егограмоте,

сеньоры!" Это было ужасно, она опозорила президента и была изгнана из дворца

вособнякнаотшибе, в одиннадцатикомнатный дом, который ее сын выиграл в

кости в ту знаменательную ночь, когда одержавшиепобедувождисторонников

Федерацииразыгрализа игорным столом фешенебельные дома своих противников

-- беглых консерваторов. Но Бендисьон Альварадо ненравиласьвэтомдоме

лепнинаимперских времен: "Из-за нее мне кажется, что я жена Папы Римского,

сеньор", -- и она стала жить невгосподскихпокоях,авкомнатахдля

прислуги, в окружении шести преданных ей босоногих служанок, проводя большую

частьвремени в самой отдаленной и прохладной комнате, куда перетащила свою

швейную машину и птичьи клетки; жара никогда не проникала в этуполутемную,

какчулан,комнату,здесьменьшедонимали вечерние москиты, и Бендисьон

Альварадо спокойно занималась здесь своим шитьем при неярком свете, падающем

в окно из тихого патио,раскрашивалаакварельнымикраскамисерыхпичуг,

каждаяизкоторыхдолжнабылапревратитьсявиволгу,дышала здоровым

воздухом тамариндов и, пока куры разгуливали по салонам, а солдаты дворцовой

охраны в пустующих покоях поджидали служанок, жаловалась: "Тяжкоприходится

моемубедномусыну--морскаяпехота держит его в президентском дворце.

Матери рядом нет, нет у него заботливой жены. Кто же утешит еговполночь,

когдаонпросыпается от боли, от усталости из-за проклятой работы на посту

президента республики за паршивые триста песо в месяц! Бедный мальчик!"Она

знала,чтоговорит,ведьоннавещал ее ежедневно в те часы, когда город

барахтался в душном болоте сиесты; он приносил любимые ее цукатыиотводил

душу, рассказывая о незавидной доле подставного лица морской пехоты, каковым

он являлся; он жаловался, что ему приходится фактически воровать эти цукаты,

какбыневзначайнакрывая их на обеденном столе салфеткой, потому что эти

проклятые гринго учитывают в своих расходных книгах даже объедки от обеда; а

недавно, горько жаловался он, командир броненосца привел во дворецкаких-то

толиастрономов,толикартографов,итенесоизволилис ним даже

поздороваться, молча измеряли помещение рулеткой, натягивая ееунегонад

головой,подсчитываличто-топо-английскиипокрикивалинанего через

переводчика: "Отойди отсюда! Не засти свет! Стань здесь!Немешай!"Ион

отходил,отодвигался,отстранялся,чтобынемешать, не застить свет, не

путаться под ногами, а они, измеряя все ився,дажестепеньосвещенности

каждого балкона, продолжали гонять его с места на место, так что он не знал,

кудаемудеватьсявсобственномдворце.

Назад Дальше