Какбудтонезнаютвсеэтизасранцы,что
политикатребуетмужества,что власть дело такое: уж тут ежели что с возу
упало, то пропало, и нечего сохранять идиотскиеиллюзии!Парумесяцевон
привечалвновьприбывшегов президентском дворце, играя с ним в домино до
тех пор, покабывшийдиктаторнепроигрывалнашемугенералупоследний
сентаво,и тогда в один прекрасный день генерал подводил его к окну с видом
на море, заводил душеспасительную беседу,сетуянабыстротечностьжизни,
которая,увы,направленатольководнусторонуиникогонеможет
удовлетворить, не жизнь, а сплошной онанизм, уверяю вас! Но есть и утешение;
взгляните, видите тот дом на скале? Видите этот громадный океанский корабль,
застрявший на вершинах гор? На этомкораблеотведенадляваспрекрасная
каюта--светлаякомната.Тамотличноепитание... там у вас будет уйма
свободного времени... отдыхайте вместестоварищамипонесчастью...там
чуднаятеррасанадморем!Онисам любил отдыхать в этом доме, на этой
террасе, но не столько ради удовольствия сыгратьвдоминосэтойсворой
импотентов,сколькорадитого,чтобыпотешитьсебятайнойрадостью,
посмаковать преимущество своего положения: он--неодинизних;ион
наслаждалсяэтимсвоимположениеми,глядянаэти ничтожества, на это
человеческое болото, старался житьнавсюкатушку,делатьявьюсладкие
грезы, ублажать греховные желания, преследуя на цыпочках податливых мулаток,
которыеподметали в доме в ранние утренние часы, -- он крался по их следам,
ведомый свойственным этим женщинам запахомдрянногобриллиантинаиобщих
спален,и выгадывал, чтобы оказаться с одной из них наедине и потоптать ее,
как петух курицу, в каком попало углу, слушая, как онаквохчетвтемноте,
какхихикаетоткровенно:"Ну вы и разбойник, мой генерал! Ненасытны не по
годам!" Но после минут любви на него нападала тоска, и он, спасаясь отнее,
пелгде-нибудьвуединенномместе,гдениктонемогего увидеть: "О
январская луна! Взгляни: у твоего окна моя печальстоитнаэшафоте!"Это
быливесныбездурных знамений, без дурных предвестий, и настолько он был
уверен в преданности своего народа, что вешал свой гамак далеконаотшибе,
водворе особняка, в котором жила его мать, Бендисьон Альварадо, и проводил
там часы сиесты в тени тамариндов, без охраны, и ему снились рыбы-странницы,
плывущие в водах того же цвета, что и стеныдворцовыхспален."Родина--
самаяпрекраснаявыдумка,мать!"-- вздыхал он, хотя меньше всего желал,
чтобы мать ответила ему, -- мать, единственныйчеловекнасвете,который
осмеливалсяуказать ему на дурной запах его подмышек; тихо он возвращался в
президентский дворец черезпарадныйвход,умиротворенный,благостныйпо
отношениюковсемубеломусвету,упоенныйчуднойкарибскойвесной,
благоуханием январской мальвы; в этупоруонпримирилсядажеспапским
нунцием,то бишь с ватиканским послом, и тот стал неофициально посещать его
по вечерам, заводя за чашкой шоколада спеченьемдушеспасительныебеседы,
направленныектому,чтобывернутьнашегогенералавлоносвятой
католической церкви, наново обратить его в христианство, аон,помираясо
смеху, говорил, что коль скоро Господь Бог, как вы утверждаете, всемогущ, то
передайтеемумоюпросьбу, святой отец, пусть он избавит меня от дрянного
сверчка, залезшего в ухо, пусть избавит меня от килы, пусть выпуститлишний
воздухизэтогодетины!Итут, расстегнув ширинку, он показывал, что он
имеет в виду, но папский нунций был стоек и твердил, что всеравновсеот
Господа,чтовсесущееисходит от святого духа, на что генерал отвечал с
прежним весельем: "Не тратьте зря пороха, святой отец!Нафигавамнужно
обращать меня, если я и так делаю то, что вам угодно?"
Нобезмятежноесостояниеегодуши,подобноетихойзаводи,было
неожиданно взбаламучено в глухом городишке, кудаонприехалнапетушиные
бои;вовремяодного из боев мощный хищный петух оторвал своему сопернику
голову и жадно стал клевать ее, пожирать наглазахуозверевшейпублики,
покапьяный оркестр, славя победителя, наяривал ликующий туш; генерал сразу
усмотрел дурное предзнаменование в том, что произошлонапетушинойарене,
узрелвэтомнамекнато,что вот-вот должно произойти с ним самим; он
почувствовалэтоинтуитивноиприказалохраненемедленноарестовать
музыканта,игравшего на рожке; музыканта схватили, и оказалось, что он имел
при себе оружие; и он признался подпытками,чтодолженбылстрелятьв
генерала,когдапубликаустремится к выходу и образуется толчея.
"Я понял
это сразу, -- сказал генерал, -- понял, что он должен стрелять! Потому что я
смотрел всем в глаза и все смотрели в глаза мне, кроме этого ублюдка,этого
несчастного рогоносца -- то-то он играет на рожке!" С той поры генерал снова
сталбояться, хотя и понимал, что вовсе не тот случай на петушиных боях так
растревожил его, что дело не только в этом; емубылострашнокаждуюночь
дажезадворцовымистенамиинесмотрянарешительные заверения службы
безопасности, что все в порядке и нет никаких оснований для беспокойства, --
вот когда прибавилось работенки Патрисио Арагонесу! Он и впрямь чутьлине
поменялсясПатрисиоместами,кормилегосвоимисобственными обедами,
потчевал медом из своей персональной банки, утешаясьмыслью:ужколичто
отравлено,такзагнемсяоба! По крайней мере, не одному помирать! Оба они
слонялись по дворцовым пустынным покоям как неприкаянные, и каждыйстарался
ступать только по коврам и ковровым дорожкам, чтобы не выдать себя слоновьей
походкой;казалось,они безучастно проплывают по дворцовым залам в зеленом
светемаяка,сполохикотороговспыхиваликаждыеполминутыгде-тов
бесконечности,гдеплескались зеленые волны засыпающего моря, -- вспыхивал
маяк, плескалисьволны,итоскливыепрощальныегудкиночныхпароходов
врывалисьвокнавместес дымом горящих на берегу коровьих лепешек; а то
целыми днями смотрели они на дождь,считалиласточек,какэтоделаютв
томительныесентябрьскиевечераниначтоуженегодные любовники, и
настолько отрешились от жизни, что утратили всякое реальное представлениео
ней,игенералунеприходиловголову,что,изовсехсилстараясь
представить себя двуединым, пребывающим одновременно итутитам,онна
самом деле заставил людей сомневаться: а существует ли он вообще? не впал ли
ондавным-давно в летаргический сон? И хотя охрана была удвоена, хотя никто
не мог ни войти в президентский дворец,нивыйтиизнего,поговаривали,
будтокому-товсежеудалосьпобыватьво дворце и будто бы этот кто-то
увидел там клетки с подохшими птицами, коров, пьющих из святойкупели,как
изпростогокорыта,паралитикови прокаженных, спящих среди благоухающих
розовых кустов, и вся страна замерла в ожидании,какбудтопослеполудня
вновьдолженбыл наступить рассвет, потому что распространилась весть, что
он умер так, как это и предсказала в свое время гадалка-провидица,глядяв
лоханьсводой,--умерсвоейсмертью,во сне, в своей постели; но --
ширился слух -- высшие чиновники задерживают сообщениеоегосмерти,ибо
сводятдругсдругомкровавыесчеты.Он не обращал внимания на все эти
разговоры, хотя и чувствовал, что в его жизни вот-вот что-то произойдет,и,
прерываябесконечнуюпартиювдомино,спрашивалугенерала Родриго де
Агилара, как, мол, обстоят дела, дружище, на что тот отвечал: "Всевнаших
руках,мой генерал, в стране спокойно".