Он не обращал внимания на все эти
разговоры, хотя и чувствовал, что в его жизни вот-вот что-то произойдет,и,
прерываябесконечнуюпартиювдомино,спрашивалугенерала Родриго де
Агилара, как, мол, обстоят дела, дружище, на что тот отвечал: "Всевнаших
руках,мой генерал, в стране спокойно". Но он выискивал зловещие знамения в
змееподобных языкахпламенигорящегокоровьегопомета,вэтихмрачных
кострах, горевших во дворце, заглядывал в темные шахты заброшенных старинных
колодцев,чтобынаднеих увидеть свою судьбу, и, не найдя в них ничего,
изглоданный тревогой, отправлялся к своей матери Бендисьон Альварадо,вее
особняк,водворекоторогоможно было подышать приятной прохладой в тени
тамариндов; мать дышала прохладой, сидя рядом с ним в своей старойкачалке,
дряхлая, но полная душевных сил; она кормила кукурузным зерном расхаживающих
подленеекурипавлинов,аон,развалисьвбеломплетеном кресле,
обмахиваясь шляпой, тоскующими голодными глазами смотрел на рослыхмулаток,
подносившихемухолодную,яркоокрашенную фруктовую воду -- "освежитесь,
ваше превосходительство", -- смотрел и думал о том, в чем хотел бы и немог
признаться матери: "Мать моя Бендисьон Альварадо если бы ты только знала что
ябольшеничерта не могу поделать с этим миром что я кончился и хотел бы
смыться подальше отэтихмученийакудаяисамнезнаю!"Матьне
догадываласьобистиннойпричинееготяжкихвздохов,полагая,что он
вздыхает из-замулаток,аон,когдазажигалисьпервыевечерниеогни,
тихоньковозвращалсяксебе во дворец, скрытно, черным ходом, и крался по
коридорам, прислушиваясь к шагам караульных; завидев его,караульныебодро
докладывали:"Всев порядке, ваше превосходительство! Полное спокойствие!"
Но он знал, что они выпаливают это попривычке,чтоониобманываютего,
чтобы обмануться самим, ибо им тоже страшно; это было кризисное время, когда
никтонечувствовал себя уверенно, хотя все лгали, что все идет прекрасно;
именно неуверенность, зыбкость омрачала егосуществование,делалагорькой
егославуиотбиваладаже само желание властвовать. И все это после того
рокового случая, после того петушиного боя! Ночи напролет лежал он ничком на
полу, изглоданный бессонницей, и слушал, как в открытое окно врывается рокот
барабанов и подвывание волынок, где-то далеко играющих наскромнойсвадьбе
бедныхлюдей,стемжевоодушевлением, с каким они играли бы в день его
смерти; слушал, какотчаливает,даваятихийпрощальныйгудок,какое-то
пронырливоесудно,уходящеев два часа ночи на явно незаконный промысел и
без разрешения; слушал, как сбумажнымшорохомраспускаютсянарассвете
розы, -- слушал и обливался холодным потом, то и дело тяжко вздыхая, не зная
ниминуты отдохновения, ибо первобытный инстинкт вселял в него предчувствие
того вечера, когда он, возвращаясь, по обыкновению,отматери,увиделна
улицахтолпынарода,увидел,как в домах настежь распахиваются окна, как
стаи ласточек, встревоженныенеобычныможивлением,мечутсявпрозрачной
синеведекабрьского неба; и он приподнял шторку на оконце кареты, чтобы еще
лучше увидеть то, что стряслось, и сказал сам себе: "Вотчтоменямучило,
мать!вотчто меня томило! наконец-то свершилось!" И он почувствовал дикое
облегчение, глядя на парящие в небе бесчисленные цветныешары--красные,
зеленые, желтые, голубые громадные апельсины, освещенные хрустальным светом,
свойственнымвесеннемудекабрьскомунебу в четыре часа пополудни; а шары,
проплывая меж испуганных ласточек, вдруг все разом беззвучно лопнули,ина
городпосыпалисьтысячиитысячилистовок,закружилисьв воздухе, как
внезапныйлистопад,вызванныйбурей,икучерпрезидентскойкареты
воспользовался этим и выскочил из людского водоворота.
И все это после того
рокового случая, после того петушиного боя! Ночи напролет лежал он ничком на
полу, изглоданный бессонницей, и слушал, как в открытое окно врывается рокот
барабанов и подвывание волынок, где-то далеко играющих наскромнойсвадьбе
бедныхлюдей,стемжевоодушевлением, с каким они играли бы в день его
смерти; слушал, какотчаливает,даваятихийпрощальныйгудок,какое-то
пронырливоесудно,уходящеев два часа ночи на явно незаконный промысел и
без разрешения; слушал, как сбумажнымшорохомраспускаютсянарассвете
розы, -- слушал и обливался холодным потом, то и дело тяжко вздыхая, не зная
ниминуты отдохновения, ибо первобытный инстинкт вселял в него предчувствие
того вечера, когда он, возвращаясь, по обыкновению,отматери,увиделна
улицахтолпынарода,увидел,как в домах настежь распахиваются окна, как
стаи ласточек, встревоженныенеобычныможивлением,мечутсявпрозрачной
синеведекабрьского неба; и он приподнял шторку на оконце кареты, чтобы еще
лучше увидеть то, что стряслось, и сказал сам себе: "Вотчтоменямучило,
мать!вотчто меня томило! наконец-то свершилось!" И он почувствовал дикое
облегчение, глядя на парящие в небе бесчисленные цветныешары--красные,
зеленые, желтые, голубые громадные апельсины, освещенные хрустальным светом,
свойственнымвесеннемудекабрьскомунебу в четыре часа пополудни; а шары,
проплывая меж испуганных ласточек, вдруг все разом беззвучно лопнули,ина
городпосыпалисьтысячиитысячилистовок,закружилисьв воздухе, как
внезапныйлистопад,вызванныйбурей,икучерпрезидентскойкареты
воспользовался этим и выскочил из людского водоворота. Но никто и не обратил
внимания,чтоэтобыла за карета, никто ее не узнал, потому что поголовно
все хватали, ловили, подбирали прокламации -- всепоголовно,мойгенерал!
Текстпрокламацийгромогласнозачитывали с балконов, на всех перекрестках
раздавались крики: "Долой гнет! Смерть тирану!"Идажесолдатыдворцовой
охраны,толпясьвкоридорах,громкочиталикрамольныелистки:"Да
здравствует единство всего народа и всех классов вборьбепротиввекового
деспотизма!Даздравствуетединствовсехпатриотов в борьбе с продажной
военщиной! Долой коррупцию!Довольнокрови!Хватитразбоя!"Всястрана
пробуждаласьпослетысячелетнейспячки--вте самые минуты, когда он,
находясь в каретном сарае, узнал страшную новость:"Мойгенерал,Патрисио
Арагонес смертельно ранен отравленной стрелой!"
Нескольколетназад,томясьвечернейскукойибудучив скверном
настроении, он предложил Патрисио Арагонесу разыграть ихжизниворлянку.
"Бросиммонету, -- сказал он, -- и ежели выпадет "орел" -- умрешь ты, ежели
"решка" -- я". Но Патрисио Арагонес возразил на это,чтоумеретьпридется
обоим,ибо,сколько ни кидай монету, всегда будет ничья: "Разве вы забыли,
мой генерал, что президентский профильотчеканенсобеихсторон?"Тогда
генералпредложилразыгратьихжизнив домино: кто выиграет большинство
партий из двадцати, тому и оставаться в живых.